– Вашему телу нет дела до того, что справедливо, а что – нет, – заметила Анна. – Я не могу избавить вас от сердечной боли, как не могу избавить от нее самого себя. Но могу излечить ваше тело, если вы мне поможете.

– О, так дай мне травы и уходи, оставь наконец меня в покое! – с нетерпением выпалила хозяйка дома.

Но Анна оставалась рядом с Феодосией до тех пор, пока та не уснула. А потом пришла на следующий день. Целую неделю она являлась к Феодосии ежедневно. Потом – через день-два. Боль в душе пациентки никуда не делась, но немного притупилась. Они говорили на разные темы – редко на личные. Обсуждали искусство, философию, пристрастия в еде, литературу и делились мыслями.

– Спасибо тебе, – сказал Константин Анне месяц спустя. – Твоя доброта и кротость помогли душевной ране Феодосии затянуться. Возможно, со временем Господь окончательно ее излечит. Я искренне тебе признателен.

Анна видела, как глубоко было горе Феодосии: она была унижена и раздавлена. Анна прекрасно понимала, почему этой женщине не хочется продолжать общение с ней. Это было все равно что снимать повязку с раны, чтобы посмотреть на ее состояние. Разумнее дать ей возможность зажить под повязкой.

Молча выслушав благодарности Константина, Анна сменила тему.

Анна внимательно осматривала листья лекарственных растений, которые росли у нее на грядке. Многие из них пора было собирать. Головки дикого мака почти созрели. Она полила нежную чемерицу, аконит, наперстянку, мяту болотную и мандрагору, которую так заботливо выращивала. Если травы хорошо разрастутся, она отнесет часть из них Авраму Шахару – они станут подарком в благодарность за его доброту.

Здесь, под защитой дома с одной стороны и каменной внешней стены с другой, было тепло и тихо. Солнце согревало плечи Анны, напоминая о прошедшем лете. Если союз с Римом так и не вступит в силу, следующее лето может стать последним перед очередным вторжением крестоносцев.

Будет ли она пытаться спастись, убежать из города, или останется, как и надлежит настоящему лекарю? Ее помощь понадобится тут очень многим.

А дальше? Что будет потом? Жизнь в оккупированном городе, под владычеством крестоносцев. Тогда уже не будет православной церкви. Но Анна призналась себе самой, что ей все труднее сохранять верность православию. Она начинала склоняться к мысли, что свой путь к Господу каждый проходит самостоятельно, в одиночку. Этот путь рождается из страсти и голода души. И никакое священноначалие, никакие ритуалы, какими бы красивыми они ни были, не могут указать его человеку – или помешать его пройти.

Анна тосковала по Джулиано. Она помнила выражение его лица, когда он увидел ее в женском платье, будто это было всего минуту назад. Он выглядел так, словно где-то в глубине души осознал нечто – и это открытие вызвало в нем такое отвращение, что у него скрутило желудок. Как будто чувства предали его разум, и это причиняло ему невыносимые страдания.

На обратном пути Джулиано заставлял себя забыть об этом, но, похоже, ничто не могло стереть эти воспоминания. В каком-то смысле они вернулись в начало своих отношений, снова стали чужаками, незнакомцами, которые не знают, как вести себя друг с другом.

Теперь она постарается сделать для Джулиано единственное, что в ее силах: освободит его от ощущения, будто предательство матери коснулось его сущности. Он считает себя нелюбимым – и неспособным любить, словно кровь Маддалены отравила его душу.

Если бы Анна смогла узнать больше… Возможно, все не так плохо, как сказала Зоя.

Где она нашла информацию о Маддалене? По-прежнему ли семья Агаллон живет в Константинополе или переселилась в какой-то другой город?

Анна собрала сорванные травы и внесла их в дом. Она вымыла руки, отделила листья и корни, пометила их и убрала сушиться – все, кроме лимонного тимьяна и корня мандрагоры, их женщина завернула отдельно.

Она начнет с того, что расспросит Шакара. Пройдут месяцы, прежде чем он сможет дать ей ответ.

Анна пришла, когда Шахар ее позвал. Тяжелое небо, казалось, вот-вот коснется земли. Аврам предупредил Анну, чтобы она оделась потеплее и приготовилась к долгой поездке.

– Я расспрашивал об Агаллонах. Мы с тобой поедем в монастырь, – сказал женщине Шахар. – Он находится в нескольких милях от города. Вернемся не раньше завтрашнего утра.

Анна почувствовала, как участился пульс. Ее охватило удивление – и страх.

Травник улыбнулся и провел ее на задний двор, где она никогда прежде не была.

Там их ждали два мула. Очевидно, Аврам намеревался отправиться в дорогу немедленно.

Они отъехали на милю от города. Было темно, луна скрылась за облаками. Шахар тихо заговорил:

– Я нашел сестру Маддалены, Евдоксию. Понятия не имею, что она тебе расскажет, но это старая больная женщина, живущая в этом монастыре. Ты едешь как врачеватель, чтобы осмотреть ее и, возможно, вылечить. Можешь спрашивать у нее о чем захочешь, но тебе придется принять все, что она скажет. Ты в любом случае будешь ее лечить. Если Евдоксия решит ничего тебе не говорить, ты все равно сделаешь для нее все что сможешь.

– Я? – быстро уточнила Анна. – А ты?

– Я еврей, – напомнил Аврам. – Я буду выдавать себя за твоего слугу. Мне знакома дорога, а тебе – нет. Я подожду тебя снаружи. Ты – христианин и евнух, поэтому идеально подходишь для того, чтобы лечить монахиню.

Еще два часа они ехали в молчании. Наконец на склоне холма показалась темная громада монастыря. Это было огромное строение с маленькими высокими окнами, похожее на крепость – или тюрьму.

Шахара все же впустили в монастырь, но не позволили пройти дальше кухни. Анну же провели по узким каменным коридорам к келье, где на узкой кровати лежала пожилая женщина. Горе и возраст оставили отпечаток на ее лице, на котором все же сохранились следы былой красоты.

Анне не нужно было спрашивать, как ее зовут. Сходство с Джулиано поразило ее, словно удар кулаком.

Она с трудом проглотила комок в горле, поблагодарила сопровождавшую ее монахиню и вошла в келью.

Над кроватью висело простое деревянное распятие, а у двери – прекрасная потемневшая строгая икона Девы Марии.

– Сестра Евдоксия? – тихо окликнула монахиню Анна.

Женщина открыла глаза, с любопытством взглянула на гостью и приподнялась на подушке.

– Лекарь? Мои сестры очень добры, что послали за тобой, но ты попусту теряешь время, дитя мое. Не существует лекарства от старости – кроме встречи с Господом. Скоро я предстану перед ним…

– Вас мучит боль? – спросила Анна, присаживаясь.

– Лишь горькое раскаяние и душевные терзания, – ответила старуха.

Анна пощупала ее пульс. Он оказался слабым, но достаточно стабильным. Жáра у больной не было.

– Это не страшно. Вы хорошо спите?