где собралось 20 000 человек, Люкрафт созвал митинг в сад Уайтхолла, где «мы в свое время снесли голову одному из наших королей»; вслед за этим, на митинге в Гайд-парке, где собралось 60 000 человек, дело дошло почти до открытого восстания.

Тред-юнионы вполне признали заслуги Интернационала в этом движении, которое обошло почти всю страну. Конференция представителей всех тред-юнионов, собравшаяся в Шеффилде, постановила: «Выражая свою полную признательность интернациональной рабочей ассоциации за ее усилия объединить рабочих всех стран узами братства, конференция рекомендует самым настоятельным образом всем представленным здесь союзам примыкать к этой организации и убеждена, что это чрезвычайно важно для прогресса и для пользы всего рабочего класса». Вскоре затем к Интернационалу примкнул целый ряд профессиональных союзов, но эта великая морально-политическая победа не была в одинаковой степени и материальной. Примкнувшим к Интернационалу союзам было предоставлено по их усмотрению платить или не платить взносы, и, во всяком случае, взносы были очень скромные. Так, союз сапожников, насчитывавший 5000 членов, платил ежегодно пять фунтов, союз плотников с 9000 членами — два фунта, а союз каменщиков с 4000 членами — всего один фунт.

Марксу пришлось скоро убедиться, что в «движении в пользу реформы» снова обнаруживается «проклятый традиционный характер всех английских движений». Еще до создания Интернационала тред-юнионы примкнули к буржуазным радикалам из-за избирательной реформы. Эти отношения сделались еще более тесными, когда движение стало обещать осязательные плоды; «отступное», которое раньше отвергалось с негодованием, теперь рассматривалось как стоящий результат борьбы; Марксу однако недоставало в этом движении огненного духа старого чартизма. Он порицал неспособность англичан сразу заниматься двумя делами; чем сильнее подвигается вперед движение в пользу реформы, тем холоднее относятся лондонские вожди «к нашему внутреннему движению». «В Англии движение в пользу реформы, нами же порожденное, почти совершенно убило нас». Сильным препятствием к развитию движения явилось также отсутствие Маркса и невозможность его личного вмешательства ввиду его болезни и отъезда в Маргэт.

Много труда и заботы причинил Марксу «Уоркмэнс адвокат» («Защитник рабочего»), еженедельник, который конференция 1865 г. превратила в официальный орган Интернационала и который с февраля 1866 г. переменил свое название на «Коммонуиль» («Республика»). Маркс участвовал в административном совете этой газеты, которая постоянно боролась с финансовыми затруднениями и потому зависела от поддержки со стороны буржуазных сторонников реформы; он старался оказывать противодействие буржуазным влияниям и наряду с этим управлять соперничающими элементами в газете. Одно время редактором был Эккариус, и он напечатал в «Республике» известную свою полемическую статью против Стюарта Милля, в составлении которой ему много помог Маркс. И все-таки, вопреки стараниям Маркса, «Республика» «превратилась пока в орган реформы, — как он писал Кугельману, — отчасти по экономическим, отчасти по политическим соображениям».

Ввиду всех этих обстоятельств понятно, что у Маркса были большие опасения относительно первого конгресса Интернационала: он боялся, как бы не «осрамиться на всю Европу». Так как парижане настаивали на постановлении лондонской конференции, что конгресс должен состояться в конце мая, то Маркс хотел сам поехать в Париж и убедить их в невозможности этого срока. Энгельс же считал, что вся история не стоит того, чтобы Маркс рисковал попасть в сети бонапартовской полиции и оказался бы беззащитным. Вопрос о том, постановит ли конгресс что-нибудь дельное, второстепенный; нужно только избежать скандала, а это, конечно, вполне возможно. В известном смысле — по крайней мере для них самих — всякая подобная демонстрация является уроном, но это не значит, что таково будет впечатление от нее в глазах Европы.

Узел был распутан тем, что сами женевцы не закончили приготовлений и постановили отсрочить конгресс до сентября; с этим согласились везде, кроме Парижа. Сам Маркс не намеревался лично принять участие в конгрессе, так как его научный труд не допускал более никакого перерыва; ему казалось, что эта работа важнее для рабочего класса, чем всякое его личное участие в каком бы то ни было конгрессе. Но он затратил все же много времени на то, чтобы обеспечить благоприятное течение конгресса; он составил записку для лондонских делегатов и умышленно ограничил ее только такими пунктами, «которые допускают непосредственное соглашение и сотрудничество рабочих и непосредственно питают и развивают потребность классовой борьбы и организации рабочих как класса». Эта записка заслуживает такой же похвалы, с какой Биссли говорил о вступительном призыве: главнейшие требования международного пролетариата формулированы в нескольких страницах столь основательно и наглядно, как никогда. В качестве представителей генерального совета в Женеву поехали председатель Оджер, генеральный секретарь Кремер, и с ними Эккариус и Юнг, на рассудительность которых Маркс вполне полагался.

Конгресс заседал от 3 до 8 сентября под председательством Юнга и при участии 60 делегатов. Маркс находил, «что конгресс удался больше, чем можно было ожидать». Только о «господах парижанах» он говорил довольно злобно: «У них головы полны пустейшими прудонистскими фразами. Они болтают о науке и ничего не понимают. Они презирают всякое революционное действие, то есть такое, которое вытекает из классовой борьбы, всякое сосредоточенное общественное движение, — а следовательно, и такое, которое действует политическими средствами (наиример, законодательным сокращением рабочего дня). Под предлогом свободы, противогосударственности или индивидуализма, отрицающего авторитет, эти господа, выносившие и выносящие так спокойно в течение шестнадцати лет самый слепой деспотизм, проповедуют, в сущности, обыкновенный буржуазный строй, лишь идеализированный Прудоном». И он продолжает в том же духе и с еще более суровыми определениями.

Суд Маркса действительно очень резкий, хотя несколько лет спустя Иоганн Филипп Беккер, сам один из деятельней участников конгресса, выразился, быть может, еще резче о той неразберихе, которая там царила. Разница только та, что Беккер не забыл о немцах из-за французов и о шульце-деличеанцах из-за прудонистов. «Какие любезности приходилось расточать этим людишкам, чтобы приличным образом выпутаться из опасности наплыва всех желавших нас осчастливить». Конечно, отчеты о конгрессе в «Вестнике» написаны были в совершенно ином тоне; но их следует читать с некоторой критикой.

Французы имели сравнительно большое число представителей, располагая приблизительно третью всех мандатов; они проявили также большое красноречие, но все же не достигли многого. Их предложение принимать в Интернационал только людей физического, а не умственного труда провалилось, так же как предложение включить в программу Союза религиозные вопросы; этот выродок был, таким образом, навсегда устранен из программы Интернационала. Принято же было внесенное ими довольно безобидное предложение заняться изучением международного кредита с целью создать впоследствии при Интернационале центральный банк в духе Прудона. Хуже было то, что прошло предложение Толэна и Фрибура отвергнуть женский труд «как фактор вырождения», причем женщине указывалось на ее место в семье. Но это предложение вызвало