Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немецкая война
Преданность Интернационалу имела лично для Маркса то печальное последствие, что вызвала задержку работы для заработка и возобновила прежнюю нужду.
Уже 31 июля ему пришлось написать Энгельсу, что в течение двух последних месяцев они жили главным образом тем, что закладывали вещи в ломбарде. «Уверяю тебя, мне бы легче отрезать себе палец, чем написать тебе это письмо. Прямо ужасно чувствовать себя в течение половины жизни зависящим от помощи другого. Единственное, что поддерживает мой дух, — это мысль, что мы оба компаньоны в предприятии и на мою долю падает теоретическая и партийная работа нашего business (дела). Я, правда, живу слишком дорого для моих средств, а в этом году к тому же мы вообще жили несколько лучше, чем прежде. Но это единственное средство дать детям, помимо некоторого вознаграждения за их испытания в прошлом, также возможность завязывать отношения, которые обеспечат им будущее. Ты сам согласишься, я полагаю, что просто с коммерческой точки зрения чисто пролетарский образ жизни не подходит для нас; это бы годилось, будь нас с женой только двое или если бы девочки были мальчиками». Энгельс немедленно оказал требуемую помощь, но для Маркса снова начались на несколько лет нужда и мелкие жизненные заботы.
Несколько месяцев спустя Марксу открылся новый источник заработка, благодаря столь же странному, как и неожиданному предложению, которое ему сделал Лотар Бюхер в письме от 5 октября 1865 г. В те годы, когда Бюхер жил эмигрантом в Лондоне, у Маркса не было с ним никаких отношений — в особенности же дружественных; и после того, так же как Бюхер занял самостоятельное положение в клубе эмигрантов и примкнул к Уркварду в качестве его преданного сторонника, Маркс относился к нему очень критически. Бюхер же, напротив того, очень хвалил Боркхейму книгу Маркса против Фохта и хотел написать о ней в «Всеобщей газете»; это, однако, осталось невыполненным, Бюхер или не написал рецензию, или же аугсбургская газета отклонила ее. После прусской амнистии Бюхер вернулся на родину и подружился в Берлине с Лассалем; с ним же он и приехал в 1862 г. в Лондон на Всемирную выставку и через посредство Лассаля познакомился с Марксом, которому он показался «довольно тонкого ума, хотя и странным человечком», и Маркс не верил, что Бюхер согласен с «внешней политикой» Лассаля. После смерти Лассаля Бюхер поступил на службу к прусскому правительству, и Маркс покончил с ним и с Родбертусом резкой фразой в письме к Энгельсу: «Негодяи, весь этот сброд из Берлина, Пруссии и Померании!»
Теперь же Бюхер писал Марксу: «Прежде всего business: „Государственный вестник“ желает иметь ежемесячные отчеты о движении денежного рынка (и, конечно, товарного, поскольку нельзя обособить один от другого). Меня запросили, не могу ли я рекомендовать кого-нибудь для этой работы, и я ответил, что никто этого лучше не сделает, чем вы. Меня ввиду этого просили обратиться к вам. Относительно размера статей вам предоставляется полная свобода: чем основательнее и обширнее они будут, тем лучше. Что же касается содержания, то само собою разумеется, что вы будете руководиться только вашими научными убеждениями; но все же во внимание к кругу читателей (haute finance), а не к редакции желательно, чтобы самая суть была понятна только специалистам и чтобы вы избегали полемики». Затем следовали несколько деловых замечаний, воспоминание об общей прогулке за город с Лассалем, смерть которого все еще, по словам Бюхера, оставалась для него «психологической загадкой», и сообщение, что он, как известно Марксу, вернулся «к своей первой любви, к актам». «Я всегда был не согласен с Лассалем, который представлял себе ход развития слишком быстрым. Прогресс еще несколько раз будет менять кожу, прежде чем умрет; поэтому кто еще хочет в течение своей жизни работать в пределах государства, должен примкнуть к правительству». Письмо заканчивалось, после поклонов госпоже Маркс и барышням, в особенности самой младшей, обычными словами: «с совершенным уважением и преданностью».
Маркс ответил отказом, но нет более точных указаний на то, что именно он написал и какого он был мнения о письме Бюхера. Тотчас же по получении письма он поехал в Манчестер, где обсудил дело с Энгельсом; в их переписке об этом нет упоминаний, и в письмах к другим своим друзьям Маркс лишь один раз бегло коснулся этого предложения. Но четырнадцать лет спустя, когда после покушения Хэделя и Ноблинга началась в Берлине бешеная травля социалистов, он швырнул это письмо в лагерь науськивателей, и оно произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Бюхер был тогда секретарем Берлинского конгресса, и, по уверению его официального биографа, им был написан проект первого закона о социалистах, который был предложен после покушения Хэделя рейхстагу, но был им отвергнут.
С того времени много писалось о том, пытался ли Бисмарк посредством письма Бюхера подкупить Маркса. Верно то, что Бисмарк, осенью 1865 г., когда договор в Гастейне только замазал на время угрожавший разрыв с Австрией, был склонен, по его собственному охотничьему сравнению, «выпустить всех собак, какие только захотят лаять». Он был, конечно, слишком закоренелым восточноэльбским юнкером, чтобы заигрывать с рабочим движением в духе Дизраели или хотя бы Бонапарта. Известно, какое курьезное представление он имел о Лассале, с которым все же несколько раз лично беседовал. Но у него были под рукой два человека, которые лучше его разбирались в этом деликатном вопросе, — Лотар Бюхер и Герман Вагенер. Вагенер старался тогда всеми силами поймать на свою удочку немецкое рабочее движение, и это ему удалось, — поскольку это относилось к графине Гатцфельд. Но Вагенер, как духовный руководитель юнкерской партии и старый друг Бисмарка, занимал уже в домартовские дни более независимое положение, чем Бюхер, который вполне зависел от расположения Бисмарка: бюрократия косо смотрела на него, считая, что он втерся непрошеным образом в ее среду, а король не хотел его знать из-за 1848 г. Кроме того, Бюхер имел вообще слабый характер, был «рыбой без костей», как его часто называл его друг Родбертус.
Поэтому, если предполагалось подкупить Маркса письмом Бюхера, то это, конечно, было сделано не без ведома Бисмарка. Вопрос лишь в том, действительно ли тут была попытка к подкупу. То, как Маркс использовал письмо Бюхера против травли социалистов в 1878 г., был искусный и вполне допустимый шахматный ход; но это еще не доказывает, что Маркс уже с самого начала рассматривал письмо Бюхера как попытку подкупа — а тем