– Почему вы убили Перхотина, Прозоров?

Он выпустил изо рта дым. Снова затянулся.

– Я действовал в соответствии с инструкцией, товарищ Косачевский.

– Инструкция не предписывает убивать людей.

– Перхотин был убит, потому что пытался бежать. Если бы не попытка к побегу…

– А никакой попытки к побегу не было, Прозоров.

– Но, товарищ Косачевский!…

– Не было. Кстати, вы кончали краткосрочные курсы по криминалистике и судебной медицине при Московском уголовном розыске?

– Нет, не успел: меня тогда в Центророзыск откомандировали. Но вы это к чему?

– К тому, что если бы вы кончили эти курсы, то смогли бы придумать что-нибудь более убедительное. У вас концы с концами не сходятся.

– Не понимаю.

– Сейчас поймете. Вы утверждаете, что Перхотин напал на вас, пытался бежать и вы в соответствии с инструкцией открыли по нему после предупреждений огонь, когда он находился от вас на расстоянии двадцать – двадцати пяти метров. Верно?

– Да.

– А вот заключение экспертизы: один выстрел в Перхотина произведен в упор, а два других – на расстоянии, не превышающем полутора метров. Одно это исключает вашу версию о побеге. Перхотин никуда не собирался бежать. Он находился рядом с вами. Убийство, Прозоров. Убийство, не имеющее никакого отношения к инструкции, на которую вы пытаетесь сослаться.

– Эксперт мог ошибиться.

– Заключение давал квалифицированный специалист.

– И все же он мог ошибиться, – повторил Прозоров.

– Мог, если бы не основывался на признаках, которые известны каждому опытному работнику уголовного розыска и даже неопытному, но прослушавшему курс лекций по судебной медицине и криминалистике. Определяя дистанцию, с которой были произведены выстрелы, экспертиза исходила из воздействия на одежду убитого пороховых газов, следов опаления и пятен копоти. А если учесть еще направление пулевых каналов… Тут невозможно ошибиться, Прозоров. Так что ваше объяснение выглядит детским лепетом. А ведь мы располагаем не только заключением экспертов, хотя оно более чем убедительно, но и показаниями двух свидетелей. Вот, как можете сами убедиться, собственноручные показания художника Энтина, который после первого выстрела, сделанного, кстати говоря, не вверх, как положено при попытке к бегству, а в спину Перхотина, наблюдал за происходящим через окно малого зала Салона искусств. Хотите ознакомиться? Если желаете, могу прочесть. Прочесть?

– Не смею затруднять вас.

– Воля ваша. А вот, как видите, протокол допроса другого свидетеля – дворника Емельянова. Показания обоих свидетелей совпадают до мельчайших деталей и полностью подтверждают выводы экспертизы. А сейчас, насколько мне известно, инспектор Центророзыска Сухов опрашивает третьего свидетеля, оказавшегося очевидцем событий в Белгородском проезде. Этот свидетель видел то же самое, что и два предыдущих. Так что эксперт не ошибся. На этот раз, похоже, ошиблись вы, сильно ошиблись. А за ошибки положено платить…

– Звонкой монетой?

– Это самая дешевая плата. Иной раз за ошибки расплачиваются головой.

– Ну, «вышка» мне не грозит.

– К сожалению.

В комнате повисло молчание.

– Одного не пойму, – сказал Прозоров. – Вы считаете, что моя вина в умышленном убийстве Перхотина полностью доказана экспертизой и свидетелями. Ведь так?

– Так.

– Но тогда чего вы от меня хотите? Чистосердечного раскаяния?

– Нет. На ваше раскаяние я не рассчитываю.

– А на что же вы, позвольте полюбопытствовать, рассчитываете?

– На то, что вы объясните, зачем вам нужно было убрать Кустаря.

Он слегка присвистнул:

– Всего-то?

– Всего-навсего.

– Но я ведь объяснил.

– Не слышал.

– Ну как же! – удивился он, уже не скрывая издевки. – Вы просто были невнимательны… гражданин Косачевский. Я вам досконально объяснил, что я не «убирал» Кустаря. Избави бог! Я лишь выполнял свой служебный долг, гражданин Косачевский. Подследственный Перхотин, полученный мною из Таганского допра, был убит при попытке к бегству, в полном соответствии с известной вам инструкцией.

– А в соответствии с какой инструкцией вы убили ювелира Глазукова? – тихим и ровным голосом спросил я.

На мгновение Прозоров опешил. Но только на мгновение…

– Вы считаете, что у меня достаточно широкая спина, чтобы взвалить на нее и второе убийство?

– Нет, я исхожу из другого.

– Из чего же? – спросил он своим бесцветным голосом, будто выполняя скучный, но необходимый ритуал.

– Я исхожу из того, что ученье – свет, а неученье – тьма. Если бы вы прослушали курс по криминалистике и судебной медицине, Прозоров, то совершенное вами убийство Глазукова, возможно, не было бы раскрыто и по сей день, хотя мы и так запоздали. Но вы не прослушали этого курса. Отсюда и допущенные вами ошибки. С Глазуковым вы наделали порядочно ошибок, не намного меньше, чем с Кустарем. Ну, прежде всего, студент института гражданских инженеров, который якобы пришел перед самым закрытием лавки со стороны Большого Бронного проезда. Тут, пытаясь навести нас на ложный след, вы дали полный простор своей фантазии. А ведь совсем ни к чему было придумывать этого студента с усами и бородкой. Прослушав соответствующий курс, вы бы сразу сообразили, что нами прежде всего будут опрошены, по возможности, все соседи покойного ювелира. И в результате опроса окажется, что студента никто не видел. Никто! Зато человека в земгусарском шевиотовом френче, серовато-синих шароварах и черных хромовых сапогах заметили. Его видели или входящим в лавку перед самым закрытием или выходящим из нее. Вот и первый пока повод сомневаться в вашей искренности…

– О человеке в земгусарском френче говорил только этот пьяница Семенюк, – вяло возразил Прозоров. – Он еще что-то путал относительно усов. То у земгусара были усы, то их не было…

– Устаревшие сведения, Прозоров. Человека в земгусарском френче видел не только Семенюк. Его, оказывается, видели и модистка Басова, и ее сын Егор Басов. Причем действительно усы у него «выросли» только в день убийства… Так что преступником был не выдуманный вами студент, а человек в земгусарском френче, которого, кстати говоря, замечали на Козихе и раньше, правда несколько в иной одежде.

Прозоров пожал плечами:

– Ну пусть Глазукова убил не студент, а земгусар. Не все ли равно? Какое, в конце концов, все это имеет отношение ко мне?

– Хотите узнать, чем мы располагаем?

– Естественное желание человека, которого обвиняют в двух убийствах.