— Но я не могу без нее обойтись. Неужели мне отсиживаться в Калифорнии, пока мою мать судят за убийство?

— У нас нет выбора. Нельзя же увезти Сюзанну насильно!

— Тогда я поеду с ней, — упрямо повторила Франческа, — и не допущу, чтобы мать отправилась в Венецию и одна прошла через этот кошмар. Сейчас я нужна ей больше, чем когда бы то ни было.

Джек устало опустился на гимнастическую скамейку и усадил Франческу рядом с собой.

— Подумай хорошенько, дорогая, как это отразится на твоей жизни, на Кристофере, на мне, на делах санатория, если уж на то пошло. Если ты окажешься втянутой в это дело, твое имя будут трепать на страницах бульварных газетенок по всей Европе, а то и в Америке. Мы все пострадаем.

Франческу охватило странное оцепенение. Вот оно, последнее испытание — она знала, что им с Джеком придется рано или поздно пройти через него, и боялась этого.

— Я переживу скандал — так же, как и мама. А Кристофер… когда он повзрослеет настолько, чтобы понять эту историю, все уже забудется. Конечно, «Розе Лайфорда» придется трудно, пока наши имена будут трепать газеты, но у нас и раньше возникали проблемы, однако мы с ними справлялись.

Франческа поднялась, боясь увидеть выражение лица Джека, когда он услышит ее вопрос:

— Скажи, Джек, какой именно смысл ты вложил в слова: «мы все пострадаем»? Ты имел в виду себя, да? Ты беспокоишься за свой имидж?

— Франческа, ты несправедлива. Я никогда не скрывал, что дорожу репутацией рыцаря без страха и упрека. Это дает мне хлеб насущный, и скандал был бы для меня катастрофой.

— Значит, имидж для тебя дороже, чем я и Кристофер!

— Неправда.

— Тогда поезжай со мной в Венецию. — Франческа затаила дыхание, понимая, что не услышит того, о чем мечтала.

— Я не могу, Франческа. — Он подошел к ней. — Выслушай меня, любимая, и пойми: отправившись в Венецию, ты сломаешь жизнь нам обоим, но ничем не поможешь матери. Напротив, она будет тревожиться о том, как отразится судебное разбирательство на тебе и Кристофере.

— Хватит, Джек! Ты думаешь вовсе не о нас.

— Франческа…

— Ты предлагаешь маме пройти через все испытания одной лишь потому, что боишься, как бы тебе не повредила дурная реклама. — Франческа сознавала, что ступает по тонкому льду, но уже не могла сдерживаться. — Ты всегда так рассуждал, верно, Джек? Твоя репутация превыше всего, о ней ты и думаешь в первую очередь. Тебе плевать на Кристофера и на меня!

— Перестань! — Джек схватил ее за плечи и встряхнул. — Это чушь, и ты отлично знаешь, как я отношусь к вам! — Несмотря на сопротивление Франчески, он крепко обнял ее. — Радость моя, мне очень жаль, но Сюзанна не опровергнет обвинений леди Джейн, особенно когда на нее набросились все газеты. Расследование — лишь ступень в долгом судебном разбирательстве по делу об убийстве, и все это еще годы продержится на первых полосах газет. Достаточно одного упоминания моего имени в связи с убийством лесбиянки, и как актер я перестану существовать. — Он посмотрел в глаза Франчески. — Конечно, ты считаешь мои слова эгоистичными, а доводы неубедительными. Но попытайся войти в мое положение. Как бы я сейчас ни поступил, мне конец. Если ты уедешь в Венецию без меня, я потеряю тебя, а это равносильно смерти. Поехав с тобой, я буду втянут в этот скандал и останусь без работы. Что же тогда мне делать? Жить за твой счет, как последнему альфонсу? Ведь я не умею ничего — только сниматься и снимать, а никчемному бездельнику не стоит и мечтать о твоей любви. Хотя оба эти варианта одинаково мучительны, думаю, все же лучше тебя отпустить. Но, ради Бога, Франческа, не заставляй меня делать выбор!

Франческа вдруг вспомнила Эдуарда. Скандал наверняка повредит репутации санатория, а если здесь возникнут финансовые проблемы, Эдуарду будет не на что содержать свою хирургическую клинику. Однако она знала, что его опасность не испугает. Стоит ей попросить Эдуарда отправиться с ней в Венецию, он поедет без колебаний.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Джек.

Интересно, почему он не добавил, что безвестному пластическому хирургу из захолустья скандал не так страшен, как кинозвезде мировой величины?

Франческу преследовала мысль, что если бы Джек действительно любил ее, то пошел бы на такую жертву. Даже поняв, что сама оттолкнула Джека, она все еще не могла признаться себе, что ожидала от него слишком многого. Франческа поступила так же, как и после пожара, — чтобы не выказывать чувств, замкнулась в себе. По опыту она уже знала: единственный способ преодолеть невыносимое — это полностью сосредоточиться на решении повседневных задач.

— Перед отъездом в Венецию мне нужно еще многое сделать, — холодно проговорила Франческа.

Система защиты сработала хорошо: ей не хотелось плакать ни сейчас, ни поздно вечером, когда Джек поцеловал на прощание сына и скрылся за дверью.

Всю ночь Франческа просидела без сна, глядя в темноту и проклиная Джека, заставившего ее делать непосильный выбор между ним и матерью.

Утром Эдуард проводил Франческу, Сюзанну и Кристофера в аэропорт. С тех пор как в Нассау приехал Джек, Эдуард впервые оказался наедине с Франческой. Они ехали вдвоем в его машине, а бабушка и внук — в такси. Эдуард держался несколько отчужденно, хотя явно принимал происходящее близко к сердцу. Отъезд Джека его очень удивил, но он ни о чем не спрашивал.

— Не возражаешь, если я как-нибудь приеду в Венецию на несколько дней? Я не бывал там со студенческих лет. — Он говорил так неуверенно, словно не было той ночи, когда тревога за жизнь Кристофера объединила их.

— Всегда рада тебя видеть. — Повинуясь импульсу, она быстро поцеловала Эдуарда. Он прижал ее к себе.

— Надеюсь, с тобой все будет в порядке.

Уже в самолете Франческа посмотрела в иллюминатор. Эдуард стоял в стороне от других провожающих. Сейчас она испытывала к нему такое же теплое чувство, как и в ночь после беды с Кристофером. Промчавшись с ревом по взлетной полосе, самолет поднялся в воздух.

Держа Кристофера за руку, Франческа стояла на корме моторного катера. Сюзанна молча сидела рядом, захваченная воспоминаниями. Мимо них проплывали фасады древних зданий. Широко раскрытыми глазами мальчик смотрел на Венецию.

— Мам, а почему у нас дома нет таких лодок? — спросил он.

— Гондолы не подходят для океана. Да и по улицам в Нассау не плавают.

— Тогда хорошо бы завести себе гондолу в Париже. Представляешь, как здорово кататься по Сене!

— Возможно, мы так и сделаем, — рассеянно ответила Франческа. Не стоило пока объяснять мальчику, что они не возвращаются в Париж. Ей хотелось защитить его от будущего, которое таит в себе то, о чем сыну лучше не знать.