Сюзанна продолжала, словно не слыша возражений дочери:

— Кроме того, это свело с ума леди Джейн. Она копила в себе гнев, он зрел внутри, как гнойник, и в конце концов отравил мозг. Старуха явно гордится, что столько лет как бесценную реликвию хранила у себя орудие убийства — вернее, то, что она называет орудием убийства. Боже праведный, мне просто не верится, что кинжал все это время был у нее. Я никогда не задумывалась, где он. Видимо, Карло считал, что об этом позаботилась Рената, а та считала, что это сделал Карло. Говорят, на нем сохранились кровь Сибиллы и мои отпечатки пальцев.

— Эта женщина — сущий дьявол. И она тебя люто ненавидит. Помоги нам всем Бог!

Сюзанна устало улыбнулась:

— Что ж, теперь у меня есть ты, и это главное. Джек поехал посоветоваться с моим старым другом, адвокатом Энсоном Прескоттом. Энсон боится меня расстраивать, поэтому предпочел изложить дело кому-нибудь из членов семьи и объяснить, что меня ждет.

— Да, теперь я понимаю, почему Джек решил выпить.

Лицо Сюзанны выражало непреклонность.

— Уверена, в конце концов окажется, что все это к лучшему.

— Сомневаюсь. А что мы скажем пятилетнему мальчику?

— Не нужно ничего говорить. Скажи Кристоферу лишь то, что считаешь необходимым. Но я должна вернуть себе доброе имя ради его же блага.

Сюзанна вернулась в свой коттедж, а Франческа все сидела, парализованная страхом. Джек застал ее на том же месте. Она ухватилась за него, видя в нем единственную опору в своем рушащемся мире.

— Ах, Джек, все так неожиданно! Кажется, будто у меня отбирают все, что мне дорого, — проговорила Франческа, потом добавила: — Маме нельзя ехать в Венецию.

Они сели за стол в кухне. Джек сварил кофе и изложил ей все обстоятельства дела, одно другого хуже:

— Боюсь, дорогая, твоя мать не вполне осознает серьезность положения. Расследование, если его проведут, начнется не раньше чем через несколько недель. За оставшееся до этого время нам необходимо как следует ее спрятать.

— Это не так-то легко.

— Понимаю. — Он взял Франческу за руку. — Признаться, сейчас я гораздо больше беспокоюсь о вас с Кристофером, чем о твоей матери.

— Почему?

— Дорогая, по-моему, здесь ты не в безопасности. Подумай, что эта женщина сделала с тобой четыре года назад. А теперь она, должно быть, совсем спятила. Одному Богу известно, что может взбрести ей в голову. Не надо искушать судьбу. Вам с Кристофером надо уехать отсюда, прежде чем эта безумная измыслит еще какой-нибудь чудовищный способ отомстить тебе.

— По-моему, она вполне удовлетворится возбуждением уголовного дела.

— Прескотт сомневается, что это пройдет. Его не слишком интересует, виновна ли твоя мать, или нет. Но расследование может выявить коррумпированность итальянской полиции и городских официальных властей. Леди Джейн утверждает, что граф подкупил многих высокопоставленных лиц. Даже свидетельство о смерти было фальсифицировано. Прескотт считает, что нам не следует тревожиться. Скорее всего итальянцы спустят все на тормозах или возведут такие бюрократические препоны, что леди Джейн ничего не добьется.

— Джек, беда в том, что мама хочет лететь в Венецию. По-моему, это чудовищная ошибка. Положение лишь ухудшится. Но мама считает, что это единственный способ вернуть себе доброе имя.

Джек покачал головой:

— Скверная затея. Полагаю, нам надо вывезти ее из Лайфорд-Кэй, и чем скорее, тем лучше. В Венеции ей не место. Кто знает, как откликнется на это итальянская пресса, не говоря уже о том, во что это обойдется всем нам.

— Оставь в покое прессу! Ты понимаешь, что мою мать обвиняют в убийстве? Ее могут посадить в тюрьму, а ты беспокоишься из-за каких-то ничтожных статей в бульварных газетах! — рассердилась Франческа.

— Дорогая, в реальном мире пресса имеет большую власть. И ты должна знать это не хуже меня. — Он добавил в кофе молока. — Давай-ка определим наши задачи. Сначала нам всем надо уехать подальше от Лайфорд-Кэй, ибо леди Джейн — все та же мстительная психопатка, как и прежде.

— Джек, но ведь у нас есть охрана и система безопасности…

— Дорогая, прошу тебя, не спорь со мной хотя бы сейчас! Тебе угрожает смертельная опасность. Старуха мечтает разделаться с тобой. Франческа, умоляю тебя, уезжай из Лайфорд-Кэй — не ради меня, а ради спасения собственной жизни и жизни моего сына!

Он поднялся и вышел, предоставив Франческе размышлять над его словами.

Задумавшись, она долго сидела за столом, встала, налила себе виски, выпила противную на вкус обжигающую жидкость, и вскоре по ее телу разлилось приятное тепло.

Франческа услышала, как открылась дверь.

— Почему ты не рассказала мне про Кристофера? — тихо спросил Джек.

— Сначала вы не слишком ладили. Вспомни, когда мы все поселились в Париже, ты держался с Кристофером так, будто он встал тебе поперек дороги. Я собиралась сказать тебе правду, как только вы научитесь понимать друг друга. — «Но Джек и Кристофер подружились уже несколько месяцев назад, — подумала Франческа. — Почему же мне было так трудно признаться? Может, я не хочу делить сына ни с кем, даже с родным отцом? Или я боялась, что после такого признания мне придется выйти замуж за Джека?» — Прости, я даже не могу объяснить, почему так себя вела.

— Я бы предпочел знать об этом с самого начала.

— Но как? Когда я поняла, что беременна, ты был уже женат на Наде.

— Ты хотела безраздельно владеть Кристофером, боялась утратить даже крупицу его любви.

— Нет!

Франческа почувствовала полное смятение, поняв, что Джек прав. Кристофер казался ей даром небес, она надеялась получить от сына ту любовь, которую недодали родители и Джек. Мальчик принадлежал ей, и это наполнило жизнь Франчески новым смыслом. Она впервые призналась в этом себе.

— Ты прав. Я боялась, что ты отнимешь у меня часть его любви, — прошептала она. — Кристофер — все, что у меня есть, Джек.

— Нет, Франческа, не только он, но и я, полюбивший тебя с первого взгляда, с той минуты, как увидел перед церковью Санта-Мария делла Салуте. Почему ты не хочешь принять мою любовь? — Поскольку Франческа молчала, Джек добавил: — Все дело в том, что ты не любишь и не можешь любить меня так, как я тебя.

— Нет, Джек, пожалуйста, не говори так! Ты сам знаешь, что я никогда никого не любила, как тебя.

— А Эдуард Патинэ? Ты его весьма высоко ценишь, Франческа. — Джек держался спокойно, но было видно, чего ему это стоило. — Тебе достаточно слово сказать, и ты сможешь на всю жизнь остаться на своем маленьком острове, удаленном от опасностей большого мира. Что ж, дорогая, если таково твое желание, не стану мешать тебе. Но поскольку Кристофер мой сын, я больше не позволю скрывать это ни от него, ни от всех прочих.