тебя. Ну а ты, наверное, сам понимаешь, должен был за всё отвечать… уже в гостях в казённом доме или же… Хе-хе. – Многозначительно засмеялся Фурс. Ну, да ладно. – Успокоившись, продолжил Фурс. – Я смотрю, тебя удача не обошла стороной, так что, давай ещё по одной. – Илья же, пребывая в некотором шоке от этих откровений, сейчас бы предпочел размазать эту веселую харю об стол, проведя носом того по всем специфическим блюдам стола, а по окончании этого нюхательного процесса, дал бы тому возможность познать истину, которая находится на кончиках его жирных пальцев, на которые он, поочередно, стал бы вбивать уже свои каблучные замечания. Но Илья, посчитав, что такая спешка не даёт спориться делу, да и к тому же, эта новость требует осмысления, для чего и надо прибегнуть к этому универсальному смягчителю, как мозга, так и сердец.

–У-ти, пу-ти. – Закрутив указательным и средним пальцами, наперевес с ними, двинулся в последнюю атаку на Лику, которая в виду её близкого по сравнению с Анжелой места сидения, имела преимущества и, не имея сил для больших маневров, Фурс угодил этими своими пальцами ей в пупок. Что вызвало у Лики неподдельный восторг, который, не слишком-то пришёлся по нраву, как Анжеле, имеющей в своём распоряжении, не менее выдающиеся формы и такой же пупок, так и Илье, с радостью бы пригвоздивших обоих, на эти пальцы.

Правда, вскоре заметив, каких трудов стоит Лике тащить на себе этого борова, возжелавшего близости танцевального тела, пречувствительная и много повидавшая таких деятельных партнеров Анжела, сообразив для себя, что, пожалуй, Фурс начал сдавать по всем фронтам, решила переключиться на Илью и уже сообразить с ним на двоих. Для чего в принципе, много не потребовалось, а всего-то нужно переместиться поближе к нему и, вытянув в трубочку свои губищи, пролепетать о желании поближе познакомиться. Для чего рука Анжелы скользит по плечу, одновременно понимающему и мало что понимающему Ильи, а вслед за этим, она томно говорит:

– Давай присовокупим (Как он ещё выговаривает такие слова, – ютиться мысль в голове Ильи) наше знакомство, бокалом вина.

Илья не прочь выпить, но при этом не испытывает желание потворствовать желаниям Анжелы, которая если бы не этот стол, то давно бы уже закинула на него ногу, которая очень заметно выдается своей длиной и, наверное, без труда бы, перемахнула и через побольше препятствия. Да, всё-таки длина женской ноги, даёт весьма заметное преимущество обладательницам этого пространственного оружия. И они одним только своим видом, уже сбивают дыхание у чувствительных и волнительных особей мужского пола. И ведь только попробуй убежать от них, что просто бессмысленно, и ты даже на автомобиле не сумеешь оторваться от них, когда они будут тебя преследовать не только в небе и на земле, но и в твоих, сугубо личных снах.

Илья же, осознавая ту опасность, которая исходит от этих осязательных видений ног Анжелы, решил, что в его случае, будет лучше налегать на напитки, чем на эти ноги. Что, конечно, спорно, в виду опять же этих ног, которые уже всем своим видом сбивают с мысли, что заставляет разум прислушаться к неразумности подходов к очередной порции алкоголя, способной сбить с этой мутной, но такой притягательной мысли – дюйм за дюймом измерить длину этих ног.

Но Илья живёт в системе метрических мер измерений, где нет места всяким дюймам и футам, и он, перейдя на грамм с промилей, можно сказать, ставит барьер этим, всяким поползновениям буржуазной риторике, так старающейся сбить с истинного пути человека. К тому же, вернувшаяся за стол, не слишком довольная перенесённым телесным и душевным стрессом Лика, отвлекла на себя Анжелу, которая ослабив хватку, позволила Илье вырваться из расставленного ею соблазнительного ножного капкана. После чего Илья во весь свой перегарный дух, направился вслед за едва переставляющим ноги Фурсом.

– Смотри, сука, внимательно. – Основательно, до хруста носовых хрящей, с брызгами крови, впечатав физиономию Фурса в зеркало туалета, Илья, как и многие при подобных жизненных обстоятельствах люди, таким образом, пытается обратить внимание на хамское поведение, по их мнению, зарвавшегося, случайного попутчика по времяпровождению в этом заведении. Правда, Илья немного поторопился, пропустив предварительный этап с опусканием хамла головой в унитаз, который после этих водных процедур, обретши относительную ясность видения, уже может быть отправлен к зеркалу для внимательного обсуждения своего не просто вида, а поведения.

Всё-таки Илья, видимо, зная конструкционные способности наших отечественных унитазов, не позволяющих, как это делают их заокеанские собратья, в полной мере выполнить функцию головомойки, и был вынужден, без этих предварительностей, приступить к массажу головы хамла, в работе с которой, он и попытался компенсировать первые недочеты. Но спрашивается, а разве эти типы, однозначно грешащие самолюбованием, сами, без посторонней помощи, не могут подойти к зеркалу и внимательно себя обозреть. Что ж, это предположение имеет право на внимание, да вот только не на такое, какое им предоставляется. А такое где участвует посторонний зритель, который как раз не даст субъективности прикрыть все недочеты и изъяны, а очень доходчиво, не только раскроет все ваши недочёты, но и тут же на месте, попытается их исправить.

–Всё говоришь, знаешь! – орёт прямо в ухо Фурсу, кипящий гневом Илья. И, видимо, для того чтобы Фурс получше его узнал, ещё несколько раз обмакивает того в зеркальную поверхность настенного зеркала.

–А такого меня, знаешь? – очень стереотипен Илья. На что следует, свой единственно возможный в таких случаях булькающий, с хрипотцой невнятный кряхтящий ответ, скорее всего означающий: «Спасибо за то, что обратили на меня своё внимание. Но на сегодня, пожалуй, достаточно». – Что в виду неясной фразировки, как правило, редко доходит до понимания вопрошающих, которые, не видя и не слыша прямых ответов, ну а эти, окружные подходы в виде всяких лепетаний и заунывных стенаний, конечно же, не в счёт, так что, далее следует новая серия столкновений физиономии наглеца с зеркалом. Ну а зеркало, между прочим, и не такое видело, но всё-таки всему есть предел, в том числе и его терпению, и оно к тому же уже достаточно насмотрелось на эту, не слишком привлекательную рожу, которая от соприкосновения с ним, не становиться краше.

После чего, зеркало начинает потрескивать от возмущения, что, в конечном счёте, приводит к его полной деформационной невменяемости. И стоит только зеркалу разбиться, то вопрошающий, вдруг понимает, что, всё, дальше никакого проку не будет и тут же отпускает объект наблюдения, который, потеряв эту точку опоры и, не успев перестроиться на свои прежние опорно-двигательные