— Баньши частенько появлялась на крыше, однако ее величество до сих пор жива и здравствует.

— Умолкни! — шикнула на Брома Катарина, расправила плечи, наклонилась и взяла со стола кубок. — Я не желаю слушать о баньши, — заявила она, залпом осушила кубок и протянула руку в сторону. — Слуга, еще вина! — крикнула она.

Дюрер в мгновение ока вскочил и оказался рядом с королевой. Взяв из ее руки кубок, он развернулся к подбегавшему слуге. Слуга наполнил кубок вином. Придворные, замерев, не спускали глаз с Дюрера. Подобная учтивость в адрес королевы с его стороны, по всей видимости, была крайне нетипична.

Советник повернулся к королеве, опустился на одно колено и протянул ей кубок. Катарина недоуменно посмотрела на советника и нерешительно взяла у него кубок.

— Благодарю тебя, Дюрер. Должна признаться, никак не ожидала от тебя такой любезности.

Глаза Дюрера сверкнули. С насмешливой улыбкой он поднялся и отвесил королеве низкой поклон:

— Пейте до дна за ваше здоровье, моя королева.

Род был не так доверчив, как Катарина. Кроме того, он заметил, что Дюрер, прежде чем подать кубок королеве, провел над ним левой рукой.

Он, не медля ни мгновения, покинул свой пост и выхватил у Катарины кубок, как только она поднесла его к губам. Королева уставилась на него. Во взгляде ее закипал гнев.

— Я не звала тебя, стражник!

— Прошу простить меня, ваше величество, — смиренно склонил голову Род, отстегнул от ремня кинжал, вытряхнул на стол клинок, а конические ножны наполнил вином из кубка. Хвала Небесам: он перезагрузил Векса перед тем, как заступить на пост!

Приподняв серебристый рожок, он сказал:

— Я воз-Векс-щаю, принося глубочайшие извинения вашему величеству, что действую исключительно из опасения за вашу драгоценную жизнь!

Гнев Катарины как рукой сняло. Она, словно зачарованная, наблюдала за действиями Рода.

— Что, — спросила она, указав на серебристый конус, — это такое?

— Рог единорога, — отвечал Род и в упор взглянул на Дюрера, пожиравшего его злобным взором.

— Анализ завершен, — проворковал голосок за ухом у Рода. — Обнаружено ядовитое вещество, смертельное для организма человека.

Род угрюмо ухмыльнулся и мизинцем нажал на кнопку в основании ножен.

«Рог единорога» стал лиловым.

Все придворные дружно ахнули в ужасе. Всем тут явно была знакома эта примета: рог единорога лиловеет, если в него налить яду.

Катарина побледнела и сжала кулаки, чтобы не было заметно, как у нее дрожат руки.

Рука Логира, лежавшая на столе, также сжалась в кулак. Он прищурил глаза и метнул в Дюрера взгляд, полный праведной ярости:

— Низкий, подлый мерзавец! Если ты хоть самую малость причастен к этому…

— Милорд, вы же видели! — надтреснутым голоском пискнул Дюрер. — Я всего только держал кубок!

Но его злобный взгляд был по-прежнему устремлен на Рода. Он словно бы подсказывал ему: выпей сам из этого рога и избавишь себя от неприятностей и пыток.

Род был назначен одним из четверых стражников, сопровождавших Катарину от ее покоев в главный зал, где должен был состояться Открытый Совет. Все четверо ожидали у дверей. Наконец двери открылись, и оттуда, предваряя королеву, вышел Бром О’Берин. Двое стражников встали позади Брома, впереди королевы, а Род и еще один стражник замкнули шествие.

Они медленно шли по коридору, приноравливаясь к шагу Катарины, закутавшейся в тяжелый плащ на меху и немного ссутулившейся под весом тяжелой золотой короны. Между тем она все равно выглядела никак не неуклюже, а напротив — торжественно.

Неподалеку от дверей, ведущих в главный зал, перед эскортом неожиданно появилась тощая сгорбленная фигурка в бархатном камзоле. То был Дюрер.

— Приношу мои глубочайшие извинения, — пискнул он и трижды поклонился, — но я должен переговорить с вашим величеством.

Губы его были поджаты, глаза гневно сверкали.

Катарина остановилась и выпрямилась во весь рост.

«Еще одна беда на ее бедную голову», — подумал Род.

— Говори же, — приказала королева, глядя сверху вниз на сгорбленного Дюрера. — Но говори быстрее, слышишь, ты?

Дюрер сверкнул глазами от такого оскорбительного обращения.

Правда, ему все же удалось удержаться в рамках приличий.

— Ваше величество, умоляю вас, не мешкая, выслушайте жалобу Великих лордов, ибо они весьма и весьма встревожены.

Катарина нахмурилась:

— С какой стати мне мешкать?

Дюрер прикусил губу и отвел взгляд.

Глаза Катарины гневно полыхнули.

— Говори, смерд, — бросила она. — Или ты хочешь сказать, что королева страшится выслушать своих дворян?

— Ваше величество… — с большой натугой выговорил Дюрер, а потом слова потоком хлынули с его губ. — Я слыхал, будто бы сегодня будет слушаться тяжба двоих крестьян…

— Это верно. — Катарина поджала губы. — В этой тяжбе именно ты и просил меня разобраться.

Горбатый коротышка зловеще сверкнул глазами, но тут же опомнился и принял позу, полную смирения и униженности.

— Я думал… Я слыхал… Я опасался…

— Чего ты опасался?

— В последнее время ваше величество с особой заботой печется о своих крестьянах… — Дюрер растерялся, но продолжал, спотыкаясь на каждом слове: — И я опасался того… что ваше величество могли бы… быть может…

Взгляд Катарины стал суров и мрачен.

— Что я могла бы выслушать этих двоих крестьян прежде, чем заслушаю жалобы моих вельмож?

— Ваше величество не должны! — Дюрер упал на колени, театрально заломив руки. — Нынче вам никак нельзя рисковать и нанести оскорбление Великим лордам! Самая ваша жизнь будет под угрозой, если вы…

— Смерд, ты позволил себе заподозрить меня в трусости?

Род закрыл глаза. Сердце у него ушло в пятки.

— Ваше величество, — вскричал Дюрер, — я желал всего лишь…

— Довольно! — Катарина отвернулась и брезгливо обошла стороной жалкую фигуру советника. Бром О’Берин и стража тронулись с места вместе с ней. Массивные дубовые двери распахнулись перед ними.

Род рискнул бросить взгляд через плечо.

Физиономия Дюрера светилась зловещей радостью, глаза победно сверкали.

Самый верный способ вынудить подростка что-либо сделать заключается в том, чтобы попробовать уговорить его не делать этого.

Бром вышел вперед и возглавил королевскую процессию. В огромный сводчатый зал свет проникал сквозь стрельчатые окна, вырезанные в стенах по обе стороны. Наверху, под потолком, через весь зал, подобно хребту, тянулось главное стропило, от которого к гранитным стенам ребрами отходили перпендикулярные. С потолка свисали две величественные люстры из кованого железа. В их подсвечниках ярко горели свечи.