начальник партии и не видел, как над ним стоял растерявшийся, смущенный солдат, не зная, что ему делать.

Придя после обхода бивуака в палатку, Ванновский увидел Фефелкина с винтовкой в руках в полулежащей позе на своей кровати, голова его свесилась на одеяло, — очевидно, солдат, крепко спал. Не трогая Фефелкина, Ванновский несколько мгновений постоял над солдатом и, убедившись, что тот спит, как убитый, положил кошму на землю, взял подушку, укутался в бурку, покрылся тулупом и крепко уснул под храпенье спящего на его постели солдата.

Тем временем афганцы, заметя движение Ванновского и, вероятно, приняв его за обход, поспешно отошли к Кали-и-Вамару, оставив раненых в селении Суджане[99].

Получив эти сведения 31 августа перед рассветом, были посланы два джигита в селение Имц, а вслед за ними двинулась снова туда и партия, захватив с собою стекшихся к ней таджиков.

В Имце все было найдено в целости; табун охранялся таджиками, а тюки также, за малым исключением, были все налицо. Опять началась переправа лошадей и тюков через Бартанг, а к Суджану, то есть вниз по Бартангу, было решено предпринять рекогносцировку с производством съемки этой части долины только в том случае, если афганцы не повторят своей попытки перегородить путь. Отсюда же Рукину начальник партии сообщил о решении своем идти через перевал Шид-Акба в Дарваз и просил его на подкрепление уже не спешить, так как надобность в том миновала, но, во всяком случае, сохранить связь с ним на случай приказаний снова двигаться далее по Рошану.

Прибыв в селение Багу 3-го партия простояла там до 8 сентября, и в это время подошел туда и отряд Рукина, состоящий из восьми пехотинцев, вооруженных трехлинейными ружьями, и шести казаков, который и был оставлен в Багу, обильно снабжаемый провиантом и фуражом местными жителями, умолявшими русских не покидать Рошана.

— Лишь только вы уйдете, как афганцы перережут нас и разорят все наши селения, — говорили они, — и мы будем принуждены бежать в Дарваз, где у нас нет ни крова, ни полей, где мы чужие и обречены на голодную смерть.

И действительно, с уходом населения опустел бы Рошан и превратился бы он в каменную пустыню, совершенно непригодную для населения, как большинство долин Памира, и приобретение его по договору с Англией в разоренном виде не принесло бы никакой пользы. Вот что главным образом заставило Ванновского оставить в Багу Рукина, так как он должен был отправиться в Дарваз и по пути обрекогносцировать перевал Обуди — лучший путь к Кала-и-Вамару.

Однако движение это немного замедлялось, так как с афганцами снова началась переписка и Ибадулла-хан письмом просил Ванновского не уводить с собою население и не приводить его к присяге на подданство России, говоря, что в противном случае он не отвечает за своих подчиненных, которые требуют мести за убитых товарищей и могут причинить вред русскому отряду. Кроме того, Ибадулла-хан винил совершенно афганского капитана, затеявшего перестрелку с русскими 30 августа, и просил Ванновского не осложнять миролюбивых отношений между Россией и Афганистаном, прося выслать для переговоров русского офицера. Сейчас же для этой цели был командирован Бржезицкий в селение Имц для ведения переговоров с афганским офицером, высланным из Кала-и-Вамара, но это не привело ни к чему, так как афганцы требовали от русских абсолютного очищения Рошана, на что Бржезицкий, конечно, ответил отказом. Предвидя неизбежное столкновение с афганцами, раз бы он продвинулся далее по Пянджу, и боясь опять невольно нарушить инструкцию, особенно напиравшую на то, чтобы избегать стычек, и наконец, считая задачу в Рошане выполненною, Ванновский намеревался исполнить вторую часть своей задачи — обрекогносцировать долину Язгулема и реки Ванча.

Незадолго до выступления партии в лагерь, расположенный при Багу, прибыл пришелец из Рошана, прибывший сюда через Кала-и-Бар-Пяндж и Кала-и-Вамар. Этот таджик сообщил, что 50 русских спустились из Дарваза в устье реки Язгулема. Очевидно, это была экспедиция генерала Баева.

Относительно афганцев были получены сведения, что они заперлись в Кала-и-Вамаре, выставили караул из 10 человек в узкой теснине Янги-Арыка, восточнее селения Суджана, приказав не пропускать русских. «Так как, — говорили они, — если мы пропустим русских на широкое место[100], то всем нам пришел конец» и что к Кала-и-Вамару стягиваются свежие силы из Кала-и-Бар-Пянджа и к 3 сентября их прибыло 70 человек, да ожидается еще около ста.

Кроме того, таджики говорили, что население Шугнана очень раздражено против афганцев и там ожидают с нетерпением прихода русского отряда для того, чтобы подняться на Афганистан, а что население Кала-и-Вамара и окрестных селений угнано афганцами в Кала-и-Бар-Пяндж.

Также небезынтересны были сведения, получаемые от приходивших со стороны афганцев людей. По словам их, афганцы поражены нашим бездымным порохом и дальнобойностью трехлинейных винтовок. «Кроме тех, которых мы видим, стреляют откуда-то еще невидимые стрелки, точно заколдованы они», — говорили афганцы, а потому стреляли по палатке Ванновского, думая, не оттуда ли направлены незаметные для них и меткие выстрелы русских линейцев.

Объясняли же пришельцы отступление афганцев тем, что 30-го вечером капитан Азам-хан получил письмо из Бадашхана, после чего и отошел. Очевидно, что в письме этом было разрешение Ванновскому на свободный проход через Кала-и-Вамар, полученное от Ша-Сеид-Джарнейля.

Оставив в Багу пост под начальством подпоручика Рукина, Ванновский направился на север, намереваясь прямо перевалить Язгулемский хребет и выйти в Дарваз. По слухам, через этот кряж имелся перевал, но какой он, возможен ли для вьючного обоза — не было известно, даже названия ему у таджиков не имелось. Несмотря на это, Ванновский решился идти через него и с громадными усилиями достиг цели.

Местами людям приходилось вырубать в ледяных стенах шанцевым инструментом ступени и идти по ним, взбираясь на обледенелую гору, и с неимоверными усилиями протаскивали вьюки они и проводили лошадей по скользкой ледяной тропе. Этот перевал нанесен на карту и впоследствии назван перевалом Ванновского в честь смелого офицера, отважившегося с вьючными лошадьми пойти дорогой, по которой даже опытные таджики проходили только пешком, и то не без опаски. Они не без удивления отнеслись к смелому решению русского начальника.

И действительно, было чему удивляться. Из шанцевого инструмента в партии уцелело только 2 больших топора и малые лопатки, затем в дело пошли шашки и железные приколы для коновязей. Работали все без исключения, начиная от офицеров до последнего керекеша, с полудня до заката солнца. При значительной высоте на льду было весьма тяжело работать, голова сильно болела, а у некоторых носом шла кровь. Лошади также испытывали эту горную болезнь, стоя на льду