— Они ненавидят меня, — сказала она. — Ненавидят, все ненавидят… О ужас!

— Ничего ужасного. Мне приходилось выслушивать и более страшные обвинения.

— Нет. Дело не в этой проповеди… А один случай… меня пытались убить…

— Кто?

— Толпа женщин. На прошлой неделе. Я собиралась ужинать в одиночестве в королевском особняке на набережной, недалеко от Тауэра. И вдруг пришел тамошний слуга и сообщил, что к дому приближаются семь или восемь тысяч простолюдинок с палками и камнями. Они хотели дождаться моего выхода, наброситься на меня и убить! Я выглянула в окно и увидела их. Они были разъярены! Я бросилась к моей лодке, чтобы переправиться через Темзу. Женщины подняли жуткий вой и начали бросать мне вслед камни, выкрикивать проклятия! — Она содрогнулась. — Могу ли я надеяться на спасение, если столько людей проклинает меня?

— Почему вы не рассказали мне об этом?

— Потому что… мне не хотелось усугублять ваши тревоги. И еще, как ни странно, мне верилось, что если я буду молчать, тот случай обернется просто ночным кошмаром… Но теперь он стал явью.

— Толпа помешавшихся баб, и ничего больше. В нашем королевстве их полно. Не забывайте: вероятно, каждый десятый человек в мире наполовину безумен, а в Англии живет более трех миллионов. Поэтому сумасшедших у нас предостаточно. Так что все это ерунда, — заверил я ее (и себя). — Ничего не значащие пустяки.

Конечно, я не считал это чепухой. Народ невзлюбил Анну. Отчасти потому, что хранил преданность Екатерине. А еще англичанам не нравилось, что король хочет жениться на своей подданной. Мой дед Эдуард IV так и поступил, чем вызвал страшное возмущение, хотя ради этого ему не пришлось расстаться с другой женой. Однако так велики были мои любовь и решимость, что никакие препятствия меня не пугали.

Между тем состояние mйnage а trois становилось почти невыносимым. Я покидал Анну, отправляясь с Екатериной на королевскую охоту или в официальные путешествия по стране. Однако в освободившемся после Уолси дворце на Йорк-плейс покои для королевы были не предусмотрены, и мы с Анной жили одни. И вели себя так, словно она уже стала моей женой и королевой — моя возлюбленная сидела рядом со мной на пирах и приемах. Но на следующий день игра заканчивалась. То и дело случались посольские приемы, ради которых пришлось отреставрировать Вестминстер, и на них неизменно присутствовала невозмутимая Екатерина.

Ситуация дошла до предела летом 1531-го. Минуло уже четыре года с тех пор, как Уолси созвал свой «тайный» суд, дабы рассмотреть наше семейное дело, и два года с того злосчастного кардинальского судилища, устроенного Уолси и Кампеджио. Мне исполнилось сорок, и это событие нагнало на меня необычайную меланхолию. Первый здоровый ребенок у меня появился восемнадцать лет тому назад, однако я дожил до пятого десятка, а законным наследником так и не обзавелся.

Летние месяцы предстояло провести в Виндзоре. Екатерина, похоже, решила не упускать меня из виду. Если я солнечным днем выходил в сад прогуляться в одиночестве, она следовала за мной поодаль, будто большая черная тень. А прохаживаясь по галерее из-за грозы, когда под окнами дротики дождевых струй терзали кусты шиповника и роз, я мог не сомневаться, что вскоре Екатерина тоже выйдет из зала.

Она не только упорно липла ко мне, как замазка, которой стекольщики укрепляют стекла в свинцовых переплетах, но также старалась держать подальше от меня Анну, вынуждая ее часами сидеть за картами. Играя в обществе королевы в козыри и онеры[71], Анна лишалась возможности пройтись со мной по берегу или саду. Екатерина неуклонно поддерживала видимость благодушия, однако с тем же постоянством строчила коварные письма Папе и своему племяннику, императору. Лишь раз она обнаружила свои истинные чувства. Во время одной из нескончаемых карточных партий Анна проиграла, оставшись с королем.

— У вас был отличный шанс выиграть за счет короля, леди Анна, — заметила Екатерина. — Но вы попытались превзойти всех. Вам нужно либо все, либо ничего.

* * *

Так больше не могло продолжаться. Терпение мое истощилось. Один вид Екатерины заставлял меня дрожать от еле сдерживаемого гнева. Я понимал: необходимо уехать, это проще всего.

Я велел Анне подготовиться, сообщив, что завтра рано утром мы отправимся на охоту и в путешествие по стране.

В тот вечер меня охватило сильное возбуждение — я предвкушал скорую свободу. Одно за другим разрывались звенья цепей, связывавших меня с прошлым и порождавших лишь гневное бессилие, — Уолси, Папа Римский, Екатерина. Сгорая от нетерпения, я не мог дождаться отъезда.

Генриха обвиняли в трусости за его обыкновение избегать тех, от кого решил избавиться. Тайком, не простившись с Екатериной, он покинул на рассвете Виндзорский замок, уклонялся от встреч с Уолси после его отставки, удалился с майского турнира, когда Анна бросила платок рыцарю, которого он счел ее любовником, и никогда больше не виделся с ней, отказался говорить с Екатериной Говард и Кромвелем, узнав об их «преступлениях».

Но, хорошо изучив натуру этого человека, я полагаю, что в данных случаях его действиями руководила благоразумная осторожность. Как Екатерина, так и Уолси не раз клялись, что за какой-нибудь час в личной беседе смогли бы убедить короля изменить решение. В общем, он сам понимал свой характер и не давал шанса проявиться собственной неуверенности. В сущности, Генрих отличался сентиментальностью, его было легко растрогать. Однако он знал, что должен делать (пусть это причиняло ему боль), и не хотел, чтобы его разжалобили.

Стоял июль, и было тепло даже на рассвете. Я слишком поторопился и уже давно стоял во дворе, готовый к отъезду: ждал, когда посветлеет… и придет Анна. Наконец она появилась в сером охотничьем платье и шляпке. В тусклом утреннем свете я с трудом разглядел ее. Улыбнувшись мне, она сонно зевнула. В отличие от меня Анна всегда хорошо спала.

Когда небо на востоке поголубело, наша небольшая компания — с нами отправились брат Анны Джордж, кузен Фрэнсис Брайен и еще пятеро придворных — выехала с мощеного двора. Цокот лошадиных копыт показался мне неестественно громким. Наверное, в глубине души я боялся, что его услышит Екатерина.

Вскоре замок остался далеко позади, и я вздохнул свободнее. К этому времени солнце уже сияло вовсю, обещая чудесный летний день. Анна ехала рядом со мной, о чем я мог только мечтать последние четыре года, путешествуя по королевству. Остальные тактично отстали от нас.

Над нами зеленела густая листва раскидистых деревьев. Я глянул на Анну, с изумлением отметив, как красит ее серый цвет. Хотя она выглядела прекрасно в любом наряде — в отличие от большинства женщин.