Она ненадолго вышла куда-то, а затем вернулась с двумя высокими стаканами, заполненными зеленовато-голубой полупрозрачной жидкостью. Чуть-чуть пахло спиртным, но заметно ощущался и запах алоэ. Впрочем, при длительном вдыхании начинали «пронюхиваться», если так можно выразиться, и какие-то более тонкие, совершенно незнакомые ароматы. В стаканах плавало по ломтику лимона и торчало по соломинке. Конечно, было там и по кубику льда.

— По-моему, это не совсем то же самое, — заметил я, приглядевшись. — Или я ошибаюсь?

— Вы правы, это немного другая версия, — улыбнулась Эухения. — Но ее целебные свойства не уступают и даже превосходят то, что вы пробовали три года назад.

Я рискнул втянуть в рот через трубочку несколько капель пойла и сразу понял, что эта «версия» действительно пьется приятнее, чем та, которая имела место в 1994 году.

— Ну как? — спросила Эухения.

— Прекрасно! — сказал я тоном того преуспевающего толстячка из рекламного ролика, который зазывает свою подругу в ресторан «Три пескаря» клуба «Up & down».

В том, что напиток в натуре тонизирующий, сомнений не было. Более того, уже после того, как я проглотил первые десять кубиков, мне стало ясно, в каком направлении он будет стимулировать мою активность. Сложность положения состояла в том, что я сидел на кровати, облокотившись спиной о подушки, вытянув прикрытые простыней ноги. На горизонтальной поверхности простыни любое поднятие было бы моментально замечено Эухенией и могло бы форсировать развитие событий. А я, уже не отвергая в принципе саму возможность такого развития, должен был предварительно кое-что уточнить. Возможно, это вполне можно было бы сделать и «после того», но мне думалось, что чем раньше я выясню этот вопрос, тем спокойнее буду себя чувствовать. Поэтому я счел за лучшее подтянуть колени к животу, не вылезая из-под простыни, и пристроить поверх них руку со стаканом коктейля.

Однако Эухения свое дело знала и комплексами не страдала. Она очень прытко для своей, мягко говоря, не девичьей комплекции взгромоздилась на кровать — благо на нее вполне можно было уложить еще одну пару — и уселась рядом со мной в той же позиции, что и я. С одним только отличием — она не залезла ко мне под простыню. А халат у нее при этом вздернулся до середины икр, и я мог полюбоваться ее симпатичными, совершенно не выдающими возраста ступнями с аккуратно напедикюренными ноготками. Конечно, «ножками» все это можно было назвать только при определенной доле иронии, потому что Эухения была женщиной в меру упитанной, не претендующей на миниатюрность. Но созерцание смуглых голеней супергадалки и этих самых гладко отшлифованных, возбуждающе алых ноготочков так же, как и тревожаще-знойный жар, исходивший от ее пухлого, ласкового тела, располагавшегося теперь совсем близко от меня, не могли пройти даром. Я понял, что времени на уточнения у меня остается мало.

— Скажите, сеньора, — произнес я с легким трепетом, — а Сергей Сергеевич познакомил вас с работами по «черному ящику»?

— В самой незначительной степени, — ответила Эухения, и я тут же понял, что она врет. — И какое это имеет значение? Особенно сейчас… Неужели, Деметрио, у вас не будет времени поинтересоваться этим немного позже? Или я такая старая, что у меня нет никаких шансов?

— Что вы, — поспешил пробормотать я, — напротив…

И чтоб у нее не осталось никаких сомнений относительно исхода дела, я подхватил ее правую ладошку своей левой и поднес к губам. От нее исходил тончайший аромат духов. Никогда не работал дегустатором-одорологом и вообще ни хрена в ароматах не понимаю, но могу поклясться — никогда ничего подобного не нюхал! Сказка какая-то, феерия, сладкий дурман, сводящий с ума… Хотя мне раньше было, в общем, начхать, чем душится дама — «Шанелью ј 5» или «Красной Москвой», — лишь бы поменьше воняло. Ан нет, на сей раз я пересчитал губами все суставчики, перецеловал все ноготочки и даже пощекотал кончиком носа промежутки между пальцами. Потому что не хотелось отрываться от этой чудно пахнущей ручки, украшенной двумя или тремя золотыми колечками-перстеньками. И мне уже было плевать, сколько лет ее обладательнице.

Я даже прижмурил глаза — до того это было приятно. Правда, ненадолго, секунды на две.

Открыл — и обалдел! Прямо перед моими глазами на пальцах Эухении загадочно поблескивали четыре перстня Аль-Мохадов! На указательном — «выпуклый плюс», который эсэсовец Эрих Эрлих некогда обозначал символом (+), на среднем — «вогнутый плюс» или )+(, на безымянном — «вогнутый минус» — )-(, на мизинце — «выпуклый минус» (-). Точно в таком порядке — (+))+()-((-) перстни размещались на руках разноцветных любовниц диктатора Лопеса. У блондинки-шведки Биргит Андерсон по клике «Sun» был (+) на правой руке, у гонконгской китаянки Луизы Чанг по кличке «Moon» на левой — )+( и )-( — на правой, а у африканки Элеоноры Мвамбо по кличке «Star» на левой — (-). И Киска, соединив трех девиц в некую «особую цепь» путем состыковки выпуклых перстней с вогнутыми, вызвала некий космический вихрь, который унес неведомо куда «Боинг-737» со всеми пассажирами…"Разъединенные счастье приносят, соединенные силу сулят»!

Что за наваждение? Я еще раз зажмурился, снова открыл глаза и опять обалдел. Нет, не было на ароматных пальчиках «Хайдийской Кассандры» никаких перстней Аль-Мохадов. Просто обычные колечки, без всяких там «плюсов-минусов». И не четыре, а три. Одно с красным камушком, одно с зеленым, а еще одно — с чеканной печаточкой.

Поскольку неожиданное явление меня очень удивило, то могло резко изменить настроение. Не знаю, каким местом, но Эухения это мгновенно уловила.

— По-моему, нам мешают наши коктейли… — произнесла она. — Давай выпьем их залпом! По-русски!

«По-русски» для Эухении означало на брудершафт. Сцепившись локтями, мы присосались к стаканам, в которые, на мой непросвещенный взгляд, запросто можно было перелить содержимое посуды объемом 0,33 л, и выпили все, что там оставалось, как говорится, до дна. Потом, ухватив зубами лимонные ломтики, мы потянулись друг к другу и, соприкоснувшись ртами, обменялись ими — Эухения утянула к себе мой, а я — ее. Получился поцелуй, который, несмотря на присутствие лимона, я не стал бы называть «кислым». Напротив, он получился просто обалденно сладким и напрочь отогнал от моей головы всякие нездоровые страхи и опасения.

— Подожди… — Эухения мягко высвободилась из объятий, — я уберу стаканы…

Она забрала у меня стакан, и вместе со своим поставила его на тумбочку, располагавшуюся у края кровати. При этом халат ее очень соблазнительно обрисовал массивное бедро и приятно обтянул крупногабаритную попу. Это произвело на меня должное впечатление. Она еще не успела обернуться, когда я, выскользнув из-под простыни, воровато обнял ее со спины.

— О-о… — мурлыкнула Эухения, чуть повернув голову. — А ты нетерпелив, оказывается… Помнишь, как вы с Еленой взяли нас с Лусией и Сесаром в заложники?

Еще бы не помнить! Правда, начиналось все с того, что Сесар Мендес, выпрыгнув, как черт из коробочки с двумя «таурусами» в руках, чуть было не навертел нам с Хрюшкой лишних дырок. Но потом мы их очень неплохо сделали — особенно клево вышел трюк с опрокидыванием стола на Эухению и хорошей серией ударов в голову Мендеса. Потом вырубленного Сесара и попавшую под горячую руку Лусию мы связали подручными средствами, а на Эухению надели наручники, которые Сесар, возможно, готовил для меня. Затем на шум примчался слишком усердный охранник, которого я вынужден был по-быстрому завалить. Кажется, его звали Густаво. Потом начались не слишком длинные переговоры с Эухенией, которую я использовал в качестве «живого щита», и заблокировавшими нас охранниками. Помнится, решающим аргументом, убедившим Эухению не кобениться, явилась угроза прорваться с заложниками через главный вход в зал ожидания, в котором толпы страждущих со всего света — долларовая клиентура! — морально готовились к аудиенции у «Хайдийской Кассандры». Дураки охранники поверили, что такой шухер может привести к финансовому краху заведения, после чего они навеки останутся без работы, и присмирели. Удачный блеф получился! Хотя вообще-то при надлежащих способностях эту историю можно было использовать и в рекламных целях. Так или иначе, но нам повезло, и Эухения особо не упиралась, когда мы вытащили ее на набережную и увезли на ее собственной яхте, все той же старушке «Дороти».