– Евлалия, весна моя, этого с тобой больше никогда не случится!..

Он принял решение. Теперь оставалось только как можно лучше все сделать, чтобы и самому не пострадать, и ее спасти.

Человек побрился, переоделся, позавтракал, надел темные очки и вышел из квартиры.

Тина и Сиур ехали в Москву. Мелькали деревянные домики с нарядными наличниками, с геранями на окнах, высокие тополя, толстые липы, молодой дубовый лесок, речка с заросшими камышом берегами. Упруго ложилась под колеса темная асфальтовая лента шоссе.

– Кто-то побывал в твоей квартире.

Сиур только теперь сказал ей об этом, – не хотелось ее расстраивать раньше времени.

Она удивленно на него посмотрела.

– Откуда ты знаешь?

– Влад сказал. Он сегодня заезжал туда. Вот и обнаружил сей факт.

Тина промолчала. Происходящее плохо влияло на ее воображение, – ей уже вообще не хотелось ничего себе представлять… Кто-то входил в ее квартиру. Зачем? Искали Будду? Или ее? Хотели убить?..

Она ощущала себя как бы в двух мирах одновременно – оба дышали опасностью и смертью. Но третий мир – ее и этого мужчины, который смотрит то на дорогу отрешенно, то на нее с жалостью, – был эйфорически прекрасен, вечен, и существовал независимо не только от остальных двух, но и вообще от всего, чего угодно. Он, словно мощный щит, стоял между нею и страхом. Между нею и болью. Между нею и злом.

– Я больше не боюсь.

Сиур подумал, что она, пожалуй, права. Страх еще никого ни от чего не спас.

– Заедем к тебе? Посмотрим, что там делается. Может, что-то пропало?

– Хорошо.

– Потом все вместе съездим куда-нибудь, развеемся. Ты хоть раз бывала в казино? Или в ночном клубе?

– Во-первых, сейчас день. А во-вторых, ночные клубы – это разврат.

Сиур засмеялся. Он представил себе, чтобы эту фразу сказала Вера. Да ни за что в жизни! Она очень тщательно следила за тем, чтобы ни за что не показаться смешной. Ни при каких обстоятельствах, – особенно в обществе. Она могла часами молчать и курить, лишь бы не брякнуть что-либо невпопад. Самое страшное для нее – оценка других. Это было значительно важнее того, что она сама о себе думала. Мнение других – вот истукан, которому она молилась, на алтарь которого она принесла свою жизнь. Бедная смазливая куколка, нарядная и пустая…

Как он мог проводить время с такой женщиной, да еще и чувствовать себя вполне счастливым! Боже мой, да он и близко не приближался к счастью, он не имел о нем ни малейшего понятия, он был… словно инопланетянин!

Сиур усмехнулся своим мыслям и покачал головой.

– Ты что? Над чем ты смеешься? Кто-то запросто заходит в мою квартиру, неизвестно что там делает, – это, конечно, очень смешно. Просто ужасно!

– Ну что ты, разве я позволил бы себе? – Он взял ее руку и поднес к своим губам. – Сейчас приедем, посмотрим и решим, как быть дальше. Не волнуйся. Подумай лучше о том, куда тебе хотелось бы пойти, чтобы это не было… развратом.

Он с трудом сдержал смешок, стараясь сохранить серьезное лицо.

Тина подозрительно на него посмотрела, чувствуя подвох, но не улавливая, в чем именно он состоит. Куда она хотела бы пойти? Как будто это легкий вопрос! Какое она имеет понятие о подобных заведениях?

– Я… не знаю. Пожалуй, я буду полагаться на твой безнадежно испорченный вкус!

– Тогда твой вкус тоже может испортиться, и на кого мне тогда рассчитывать в деле перевоспитания? Как ты полагаешь?

Она фыркнула, потом не выдержала и засмеялась.

– Черт с тобой, – пропадать, так пропадать! Потом отмолим свои грехи.

– Согласен. Грешить с тобой – это мечта всей моей длинной жизни. А ведь она у меня действительно длинная… Вернее, – она у нас с тобой, я предполагаю, гораздо длиннее, чем можно себе представить.

Влад и Людмилочка съездили перекусили и вернулись на место встречи. Девочка все еще играла в песочнице, правда, уже не одна. Толстый карапуз в шортах и панамке составил ей компанию. Две бабушки вели неторопливую беседу на скамейке под раскидистой липой.

– Вот и они.

Влад искоса глянул на светлую машину, остановившуюся чуть позади него.

Все четверо смотрели друг на друга, как будто заново знакомились. В какой-то степени это так и было. Каждый день, приносящий новые события и изменение привычной реальности, делал их другими. Сегодня никто: ни Тина, ни Сиур, ни Влад, ни Людмилочка, – не были точно такими же, как несколько дней назад, даже как вчера. Они менялись – стремительно и необратимо. Этот процесс не поворачивается вспять. Неизвестно, что ожидает их завтра, какие проблемы встанут перед ними, и как они будут их разрешать, – но такими, как прежде, они уже никогда не станут.

Раньше они все были похожи на обычных людей, живущих в неизменяемой действительности, и не подозревающих о том, что мир вокруг них далеко не исчерпывается тем, к чему они привыкли и могут объяснить. Новое понимание – вот что сделало их другими. Каждый из них по-своему, на своем собственном поле боя, очень личном и очень индивидуальном, добыл это понимание. Люди, которые поворачиваются к ветру лицом, ожидая, что он принесет им что-то с собою из звездных странствий, непредсказуемый, как обещание тайны, – рано или поздно получают самый драгоценный дар: дух игры, все более захватывающий, уносящий на своих крыльях в необозримые высоты и неведомые пространства… Туда, где меркнет обыденное, и где не действуют привычные суждения, соглашения и интерпретации.

Этот Дух Игры сделал четверых людей, стоящих в неухоженном старом московском дворе и с новым интересом разглядывающих друг друга, – иными, отличными от проходящих мимо них людей, и от самих себя, какими они были всего несколько дней назад.

Людмилочка, весьма элегантно одетая, с затаенной сумасшедшинкой в глазах; Влад, ощущающий свалившуюся на него ответственность как дар Божий; Сиур и Тина, словно вынырнувшие из глубокого омута на солнечный свет, с оттенком скрываемой страсти на взволнованных лицах…

– Ну что, пошли?

Квартира встретила их затхлым воздухом непроветренного помещения, пыли и застоявшейся в цветочных поддонах воды.

– Постойте здесь.

Сиур прошел по камнатам, заглянул на кухню.

– Как там? – спросил Влад из прихожей.

– Все на месте. Ничего подозрительного не вижу. Проходите сюда, пусть хозяйка посмотрит.

Тина осторожно, стараясь ничего не задевать, ходила по своей квартире со странным чувством подавленности и отчуждения. Как будто после посещения неизвестного, все ее вещи и даже само пространство стали источать флюиды беспокойства и страха. Все вроде стояло на своих местах, все было как всегда… Пыль нигде не тронута. Хотя…

Тина словно почувствовала на себе взгляд, легкое дуновение, еле заметный то ли холодок, то ли жар. Кровь прилила к щекам, когда она обернулась – Евлалия устремила на нее свой томительный взгляд, полный неизбывной тоскливой неудовлетворенности… Портрет стоял немного не так. Тина подошла, подняла его – так и есть. Кто-то сдвигал его с места! Вот след от рамки – он не успел покрыться пылью, как все вокруг.