выбор, и никто не ушёл. Это сказало художнику о том, что он принял верное решение.

–А планета?

–Что планета?

–О которой ты его спросил, что это за планета?

–Рядом со спутником была планета, но она исчезла, когда люди забыли обо мне. Сейчас я всё вспомнил, а планеты нет на небе! Мне нужно узнать, куда она делась…

Анастасия была жутко заинтригована, даже представила её в фантазиях, почувствовала, как совершает по ней первые шаги…

От мечтаний отвлёк полководец. Он бежал уже к ним.

–Полотно и кисть! – сказал ей Данучи, и она без колебания повиновалась.

Полководец кружил над художником, пока тот вставал на колени перед полотном и готовился начать рисовать величайшую из душ – кисть в зубах, полотно на белой почве. Полководец метал слова про какое-то дело, которое уже находится в шляпе; что-то верещал о золоте, о богатствах, что авры оставили в своих городах; о власти; о возможностях; о вечной славе; о прогрессе и ещё о чём-то, о чём мечтает человек.

В его глазах нарисован триумф, когда представляет, как авры склоняют ему свои светлые головы, потому он художнику не интересен!

Он не всегда был таким – просто, однажды, поверил, что он такой и стал таким. Каковы желания, таков и человек. Наши желания приводят нас именно в то место, которого мы заслуживаем. Наши желания творят из нас именно того человека, которому по силам их будет воплотить! Чем сильнее и выше желания, тем сильнее и выше станет человек, владеющий ими. И некого винить нам в том, какими мы становимся со временем, ведь мы сами создали себе желания, пусть, даже кто-то на их создание и повлиял…

Полководец смог закрыть свою неинтересную речь лишь, когда художник другого мира подошёл к Данучи, не знающему, как начать великую душу без помощи рук.

Арлстау не пошёл с ним к народу Алуара – причины таятся внутри, но перед тем, как тот снова создаст что-то неуправляемое, помог ему бесценно!

Вынул кисть так, словно она – самое могущественное, что есть в этом мире, и все взгляды посвятили ей свой интерес.

Все увидели, что художник другого мира впервые решил применить свою силу, несмотря на то, что он, всего лишь, гость!

Кто-то с надеждой, кто-то с тревогой глядел на то, как один художник нарисовал руки другому. Два движения кисти по лицу, и мечи Данучи пали на поле боя, и из двух обрубков плавно объявились новые руки.

Он не почувствовал боли, когда они росли, и Арлстау посчитал, что так и должно быть, а его боль, вызванная рождением рук, была, всего лишь, иллюзией.

Данучи сжал их крепко, не веря в своё счастье, и глядел на них, как на возрождение, как на первое чудо, которое случилось с ним в жизни. Его восторг сравним со взрывом бомбы!

Все взгляды вокруг восхищены, но все взгляды уже не важны!

Посмотрел снизу-вверх на Арлстау с прощением и с благодарностью, и, даже вслух сказал ему:

–Спасибо!

Дочь полководца удивилась поступку чужого художника, таких поступков не встречала, она ждала, что он сам будет творить в этом мире, но он, просто, дал Данучи шанс творить дальше! Потому с благодарностью глядела на него, а сам полководец не умел дарить благо, но предвкушал, что Данучи нарисует на этот раз…

Лишь обхватил кисть пальцами, как на небе появились густые, бордовые тучи и полил восхитительный дождь. Дождь превратился в ливень и смыл с художника кровавые зёрна войны.

Двенадцать раз взмахнул кистью художник, отбиваясь от капель дождя и нарисовал на мокром листке душу, похожую на рой пчёл, похожую на стаю волков, похожую на чей-то род…

Всего двенадцать взмахов, и он нарисовал то, что однажды передумал рисовать, когда впервые уходил из дома…

Поднялся с колен и так хотелось долго любоваться величием того, что создал, но лишние вопросы мешают жить, как хочется…

–Что это? – недоумевал полководец.

Его дочь глядела в полотно и не имела шанса понять, что изображено на нём, не догадывалась и о том, что будет дальше.

Два художника из другого мира переглядывались друг с другом, но, судя по их выражению лиц, оба не раскусили задумку Данучи. Теперь у них на два мира три художника, но задумок друг друга им не понять и не предвидеть, потому что все художники разные! Нет среди них одинаковых! У всех свой собственный поток мыслей в голове…

–Это душа народа авров! – помог Данучи сильной фразой всем собравшимся, чтоб не сломали голову об мысли.

–Молодец, сынок, – засиял полководец, предчувствуя скорую победу. – Я знал, что ты примешь верное решение!

–Какой я тебе сынок, – с насмешкой начал Данучи, но закончил без злости, – если ты младенцем наблюдал за тем, как я сражаюсь со всем миром и думал лишь о том, что мало тебя любят?!

Полководца задели слов, и он, молча затаил свой укус. «Раз сказал мне такое, значит, вспомнил он всё!».

–И что же ты сделаешь с их народом? – обеспокоенно спросила его дочь.

–Я превращу их в людей…

–Как? – испугался полководец, но страх, довольно, быстро превратился в гнев, а лицо исказилось на глазах. – Зачем? Что ты творишь, художник?

–Люди не будут воевать против людей! – воскликнул Данучи. – Такого в нашем мире не было, такого и не будет, и этим миром будет править твоя дочь, а не ты! Вот и закончился твой бой, полководец!

Арлстау хотел ему сказать, что люди будут воевать против людей, но не стал. «Вдруг, и правда, не будут! Кто знает, как этот художник поменяет мир…».

Последней фразой Данучи позволил себе убить полководца и словом, и делом.

Он понимал, что, отнимет сущность каждого авра, понимал, что отнимет у полководца всё, но конец войны для него был важнее и сущности, и всего!

Сами представьте – были вы всю жизнь человеком и однажды превратились в другое существо. Насколько изменится ваша жизнь? Насколько изменитесь вы? Какими вы станете? Растеряете ли вы всё человеческое, что было в вас? Никто этого не знает.

Таково было и аврам, когда они за миг превратились в людей, как только дождь прекратил своё существование.

Их тела уменьшались вместе с одеждой, их глаза становились обычными, их кожа приобретала блеклые тона, но души оставались прежними. Лишь снаружи – они люди, а внутри – они всё те же авры.

Минуту назад был народ авров, и завтра он тоже будет, никуда не исчезнет – исчезла лишь их оболочка…

Лица героев не уставали излучать удивление, глядя на