Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И увидел я мертвых и великих, стоящих перед Богом, и Книги раскрыты были, и иная Книга раскрыта, которая есть Книга Жизни; и судимы были мертвые по написанному в Книгах, сообразно с делами своими.
Тогда отдало море мертвых, бывших в нем, и смерть и ад отдали мертвых, которые были в них; и судим был каждый по делам своим.
..........
И кто не был записан в Книге Жизни, тот был брошен в озеро огненное.
..........
И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет.
По мере того как он читал потрясающую книгу, ум его становился как сверкающий меч, углубляющийся в тьму.
Болезни и страдания казались ему не важными, несущественными. Недуг отпал, как короста с забытой в лесу, отсохшей ветви. Он видел синюю, бездонную мглу веков, коридор тысячелетий. И страха не испытывал, а мудрую покорность и благоговение. Мир становился в душе, и в мире он дошел до слов:
«...слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло».
* * *
Смутная мгла расступилась и пропустила к Елене поручика Шервинского. Размасленные волосы стояли дыбом. Выпуклые глаза развязно улыбались.
— Честь имею, — сказал он, щелкнув каблуками, — командир стрелковой школы — товарищ Шервинский.
Он вынул из кармана огромную сусальную звезду и нацепил ее на грудь с левой стороны. Туманы сна ползли вокруг него, его лицо из клуба входило ярко-кукольным.
— Это ложь, — вскричала во сне Елена. — Вас стоит повесить.
— Не угодно ли, — ответил кошмар. — Рискните, мадам.
Он свистнул нахально и раздвоился. Левый рукав покрылся ромбом, и в ромбе запылала вторая звезда — золотая. От нее брызгали лучи, а с правой стороны на плече родился бледный уланский погон. Правая стала (...), левая в рыжем френче. Правая нога в синей тонкого сукна рейтузе с кантами, левая в черной. И лишь сапоги были одинаковые блестящие, неподражаемые тонные...
— Сапоги фасонные, — запел Николка под гитару.
На голове был убор двусторонний.
Левая его половина защитно-зеленая с половиной красной звезды, правая ослепительно блестящая с (...).
— Поеду, — во сне сказала Елена с презрением и ужасом.
— Искуситель, — ответил Шервинский.
— Кондотьер! Кондотьер! — кричала Елена.
— Простите, — ответил двуцветный кошмар, — всего по два, всего у меня по два, но шея-то у меня одна, и та не казенная, а моя собственная. Жить будем.
— А смерть придет, помирать будем... — пропел Николка и вышел.
В руках у него была гитара, но вся шея в крови, а на лбу желтый венчик с иконками. Елена мгновенно поняла, что он умрет, и горько зарыдала, и проснулась с криком в ночи.
И ночь все плыла да плыла.
* * *
И, наконец, Петька видел сон.
Петька был маленький, поэтому он не интересовался ни большевиками, ни Петлюрой, ни любовью взрослых. Поэтому и сон привиделся ему простой и радостный, как солнечный шар.
Будто бы шел Петька по зеленому большому лугу, а на том лугу лежал сверкающий алмазный шар, больше Петьки. Во сне взрослые, когда им нужно бежать, прилипают к земле, стонут и мучатся, пытаясь оторвать ноги от трясины. Детские же ноги и резвы и свободны. Петька добежал до алмазного шара и, всхлипнув от радостного смеха, обхватил его руками. Шар обдал Петьку дождем сверкающих брызг. Вот и весь сон Петьки. От удовольствия Петька расхохотался в ночи. И ему весело стрекотал сверчок за печкой. Петька стал видеть иные, но те же легкие и радостные сны, а сверчок пел и пел свою песню, где-то в щели, в белом углу и за ведром, (...) бормочущую ночь в семье во флигеле.
Снаружи ночь расцветала и расцветала. Во второй половине ее вся тяжелая синева, занавес Бога, облекающий мир, покрылся звездами. Похоже было, что в неизмерной высоте за этим синим пологом у царских врат служили всенощную. В алтаре зажигали и зажигали огоньки, и они проступали на занавесе отдельными трепещущими огнями и целыми крестами, кустами и квадратами. Над Днепром с грешной и окровавленной и снежной земли поднимался в черную и мрачную высь полночный крест Владимира. Издали казалось, что поперечная перекладина исчезла — слилась с вертикалью, и от этого крест превратился в угрожающий острый меч.
Но он не страшен. Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Звезды будут так же неизменны, так же трепетны и прекрасны. Нет ни одного человека на земле, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим мира, не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?
Конец
Белая гвардия. Пьеса в пяти актах. Первая редакция[76]
Действующие лица
Турбин Алексей Васильевич, военный врач, 30 лет.
Турбин Николка, его брат, юнкер, 18 лет.
Тальберг Елена Васильевна, их сестра, 24-х лет
Тальберг Владимир Робертович, 35 лет, генштаба полковник, муж Елены.
Мышлаевский Виктор Викторович, штабс-капитан, артиллерист, 27 лет.
Шервинский Леонид Юрьевич, 24-х лет, поручик, личный адъютант гетмана и дебютант оперы.
Студзинский Александр Брониславович, капитан-артиллерист, 29 лет.
Малышев, полковник-артиллерист, командир белогвардейского артиллерийского дивизиона, 35 лет.
Лисович Василий Иванович, по прозвищу Василиса, инженер, домовладелец, 45 лет.
Ванда Степановна, его жена, 39 лет.
Болботун, командир 1-й конной петлюровской дивизии, 43 лет.
Галаньба, сотник, командир разведки при 1-й петлюровской дивизии, 27 лет.
Лариосик (Ларион Ларионович Суржанский), поэт и неудачник, 22-х лет.
Гетман всея Украины.
Фон Шратт, германского генштаба генерал-майор, 45 лет.
Фон Дуст, германского штаба майор, 40 лет.
Врач германской армии.
Камер-лакей.
Еврей.
Человек с корзиной.
Дезертир-сечевик.
Доктор.
Максим, гимназический педель, дряхлый старик.
Юнкер Павловский.
1-й бандит, 2-й бандит, 3-й бандит.
1-й офицер, 2-й офицер, 3-й офицер.
Гайдамак-телефонист.
Най-Турс, полковник, гусар.
Юнкера-артиллеристы, юнкера-пехотные, гайдамаки.
Действие происходит в период декабря 1918