Над верхушками деревьев сверкнула молния. А когда вслед за ней ударил гром, он пополз. Ударился головой о ствол, обогнул его, потом пробрался сквозь какой-то колючий кустарник. Земля стала уходить немного вниз. Ему показалось, что где-то впереди вода. Он пополз быстрее.

Снова полыхнула молния, и снова сквозь раскаты грома он услышал унылый хор раненых. Сколько же их было? Тысячи? Кто выиграл сражение? Этого он не знал и не хотел знать.

Его руки погрузились в ил. Он прополз еще немного вперед и окунул их в воду. Во рту пересохло. Он зачерпнул воду ладонями, выпил, рыгнул, едва сдержав рвоту. Почему у воды такой странный вкус?

В ярком свете молнии он вдруг увидел подпрыгивающие на воде тела и красную жижу, стекавшую с его рук. Желудок судорожно сжался; он согнулся пополам, но ничего так и не вышло. «Я в Мексике, – с ужасом думал он. – Это Мексика».

Он с трудом встал, перебрался через ручей, замирая от отвращения каждый раз, когда трупы мягко ударялись о его ноги. Выйдя на твердую землю, он снова побежал между деревьями, споткнулся о камень, охнув, упал, уцепившись вытянутой рукой за что-то твердое, что смягчило падение. На ощупь это было похоже на штык от винтовки. Убрав намокшие волосы со лба, он встал на колени и еще подумал: хорошо хоть на острие не напоролся.

Белая вспышка опять на мгновение озарила все вокруг. Штык торчал из горла другого мальчишки-барабанщика, пришпилив того к земле. Бент дико закричал и продолжал кричать, пока не лишился сил.

Потом он снова двинулся дальше. Каждое новое потрясение постепенно приводило к обратному эффекту, и к нему стала возвращаться ясность мысли. Он не хотел этого. Лучше уж было совсем отупеть, чтобы ничего не понимать. Но делать нечего – теперь ему придется возвращаться в реальность и думать, что будет дальше.

С одной стороны, он повел себя точно так же, как все солдаты его полка, – в панике бежал с поля боя. Но его вина как командира была намного весомее. Хуже того – он побежал в числе первых. Солдаты наверняка не станут молчать, и клеймо позора погубит его. Этого никак нельзя допустить.

Пыхтя и отфыркиваясь, он побежал назад и даже намочил штаны от напряжения, но, не обращая на это внимания, продолжал судорожно шарить в кустах. Сначала он наткнулся не на того и сунул руки в развороченную грудь какого-то южанина, пронзительно завизжав. Потом, успокоившись, продолжил свои поиски и наконец нашел маленького барабанщика.

Не могу, думал он, глядя на пронзенное горло, освещенное сполохами молний.

«Но это единственный выход».

Обливаясь по́том и тяжело дыша, он ухватился за винтовку и осторожно потянул, поворачивая ее из стороны в сторону, пока не выдернул из тела мальчика. После этого он прислонился спиной к дереву, покрепче уперся ногами в землю и собрался с духом.

Потом снова отвернулся, закрыл глаза, нащупал острие штыка и приставил его к левому бедру.

И толкнул.

Обе стороны объявили о победе у Питтсбург-Лэндинга. Однако на второй день Грант пошел в контрнаступление, и в конце концов армия Конфедерации была вынуждена отступить к Коринфу, а один из ее выдающихся героев, Альберт Сидни Джонстон, погиб в бою. Эти факты говорили больше, чем любые заявления.

В госпитале Бент узнал, что поведение его полка не было исключением. Бежали тысячи. Раздробленные части разных подразделений попадались вдоль всего берега Теннесси; все воскресенье они прятались, прислушиваясь к грохоту битвы, а в понедельник Союз уже праздновал победу.

Однако все это отнюдь не означало, что гроза над головой Бента миновала. Уже скоро в отношении его поведения как командира полка началось служебное расследование. Ему пришлось так часто повторять свою легенду, что с каждым разом он врал все более и более вдохновенно:

– Да, я действительно бежал, сэр. Чтобы остановить своих людей. Чтобы прекратить беспорядочное бегство с поля боя.

На вопрос о месте, где его нашли без сознания, а это был маленький приток Совиного ручья, примерно в миле от позиций его полка, он ответил:

– Бунтовщик, с которым я схватился, тот самый, что ранил меня, напал на меня недалеко от нашей первоначальной позиции. Я бился с ним лицом к лицу, а не бежал, это доказывает моя рана. А о том, что было после, я помню плохо. Помню только, как он ударил меня штыком, как я сбил его с ног и как потом пытался остановить солдат.

Следствие продолжалось, пока не дошло до самого Шермана, которому Бент тоже заявил:

– Я бежал, чтобы остановить солдат. Остановить панику.

– По заявлению некоторых свидетелей, – холодно произнес генерал, – вы были среди тех, кто бросился бежать первым.

– Это не было бегством, сэр. Я хотел остановить других. И даже если вы поставите меня перед трибуналом, я повторю то же самое. Как повторю это любому из свидетелей обвинения. Пусть они скажут это мне в лицо. Вы дали мне полк, состоящий из необстрелянных юнцов. Разумеется, они побежали, как и многие. Я только хотел их остановить. Не допустить паники.

– Довольно! Я сыт по горло вашими объяснениями! – воскликнул Шерман и, отвернувшись в сторону, сплюнул на землю рядом с походным столом. – И я больше не желаю, чтобы вы оставались под моим командованием.

– Значит ли это, что вы намерены…

– Вы узнаете, что это значит, когда я решу, что вам следует знать. Свободны!

Бент отдал честь и, прихрамывая, вышел из палатки. Страх его был так силен, что он даже забыл о своей ране. Что же задумал этот безумец?

На мысе к юго-востоку от Ричмонда Макклеллан столкнулся с Джо Джонстоном без особых результатов. В долине реки Шенандоа Джексон Каменная Стена одержал блистательную победу, поквитавшись тем самым за позор южан в Питтсбург-Лэндинге. Флотилия адмирала Фаррагута, умело маневрируя по Миссисипи мимо фортов конфедератов, прошла к Новому Орлеану, и двадцать пятого апреля практически беззащитный город был взят. А через неделю, то есть спустя почти месяц после той тяжелой встречи с Шерманом, Бент получил новое назначение.

– Штабным в Армию Залива?[21] – удивился Элмсдейл, когда Бент при случайной встрече сообщил ему новость. – Она же создана в основном для оккупации? Местечко безопасное, но карьеру там не сделаешь.

– Да куда мне с этим? – проворчал Бент, показывая на свою ногу.

Сквозь бинты просочилась кровь, испачкав ткань брюк.

Элмсдейл пожал ему руку и пожелал всего хорошего, однако Бент заметил в глазах полковника самодовольство. Элмсдейл получил ранение в плечо возле «Осиного гнезда» – так конфедераты прозвали позицию северян, с которой их приходилось «выкуривать» безжалостным артиллерийским огнем. И несмотря на то что в конце концов федералам пришлось сдаться, чтобы избежать еще бо́льших потерь, за эту героическую оборону Элмсдейл в числе прочих был даже отмечен в приказе командующего. Бент же снова был унижен, но винил в этом, разумеется, всех, кроме себя, – начиная от Шермана, этого безумного коротышки с жидкой бороденкой, до вдохновителя победы у Питтсбург-Лэндинга пьянчуги Гранта, с его дурацким прозвищем Безоговорочная Капитуляция.