Мария.

Я ничего не понимаю, поэтому тут же иду в покои короля, чтобы найти Монтегю. Он играет в карты с одним из братьев Сеймуров, которые теперь выбились в люди, и я жду, пока игра закончится, посмеиваясь над тщательно продуманными проигрышами Монтегю. Генри Сеймур сгребает свой выигрыш, кланяется мне и уходит прочь по галерее.

– Что случилось с принцессой? – напряженно спрашиваю я, сжимая в руке письмо, спрятанное поглубже в карман.

– Король не допустит ее ко двору, пока она не примет присягу, – коротко отвечает Монтегю. – Он послал к ней Норфолка, который обругал ее в лицо и назвал изменницей.

Я растерянно качаю головой:

– Зачем? Зачем королю настаивать, чтобы она теперь приняла присягу? Королева Катерина умерла, Анна мертва, Елизавета объявлена незаконной, у него новая королева, и она – Господи, прошу Тебя – родит ему сына и наследника. Зачем ему настаивать, чтобы принцесса приняла присягу? В чем смысл?

Монтегю отворачивается от моего встревоженного лица и делает несколько шагов.

– Не знаю, – просто отвечает он. – Смысла никакого. Я думал, что, когда Болейн умрет, все наши беды кончатся. Думал, что король помирится с Римом. Я не понимаю, почему он настаивает. Особенно я не понимаю, почему он по-прежнему против своей дочери. С собакой так не говорят, как с нею говорил Норфолк.

Я прижимаю руку к губам, чтобы не вскрикнуть.

– Он ей угрожал?

– Он сказал, что будь она его дочерью, он бы бил ее об стену головой, пока не станет мягкой, как печеное яблоко.

– Нет! – я не могу поверить, что даже Томас Говард мог осмелиться так говорить с принцессой; не могу поверить, что какой-нибудь отец позволил бы такому человеку угрожать его дочери насилием. – Господи, Монтегю, что нам делать?

Мой сын похож на человека, на которого мерно и неотвратимо надвигается опасность, на боевого коня, неохотно бредущего туда, откуда слышатся пушки.

– Я думал, наши беды кончились, но они начинаются заново, – медленно произносит он. – Думаю, нам нужно ее увезти. Королева Джейн заступается за нее, даже Кромвель советует вернуть ее ко двору, но король кричал на Джейн, говорил, что принцессу надо судить за измену, а Джейн дура, раз ее защищает.

Мне кажется, король в самом деле настроен против нее, по-моему, он решил, что она его враг. Одно ее присутствие, даже в отдалении, служит ему упреком. Он не может вспомнить о ней, не вспомнив, как обошелся с ее матерью. Не может думать о ней и делать вид, что не было Анны. Он не может сделать вид, что недостаточно стар, чтобы быть ее отцом. Ему невыносима мысль о том, что она бросает ему вызов. Нам нужно ее увезти. Не думаю, что в этом королевстве она в безопасности.

Джеффри снова едет в прибрежную деревушку Грейз и докладывает, что шкипер готов выйти в море по нашему сигналу, что он по-прежнему верен принцессе. Наш родственник из Кале, Артур Плантагенет, лорд Лайл, пишет мне, что сможет принять груз товаров, который я ему собираюсь отправить, и что его лондонскому мажордому нужно будет послать записку, когда мы будем готовы. Монтегю приводит ко двору полдюжины сильных верховых лошадей, говоря, что будет их обучать к охотничьему сезону. Наш кузен Генри Куртене платит мальчишке-конюху из Хансдона, чтобы тот сообщал ему новости, и узнает, что принцессе теперь разрешают каждое утро гулять в саду, для здоровья.

Перед завтраком я следую за королевой Джейн в часовню, когда замечаю среди спутников короля Монтегю. Он подходит ко мне, опускается на колено, чтобы я его благословила, и, когда я кладу руку ему на голову, шепчет:

– Норфолк выдал королю своего сводного брата, Тома арестовали за измену.

Я не позволяю потрясению отразиться на своем лице, Монтегю поднимается и подает мне руку.

– Идем, – быстро произношу я.

– Нет, – он ведет меня к часовне, кланяется королеве и отступает назад. – Веди себя как обычно, – напоминает он мне.

Пока священник служит мессу, повернувшись к прихожанам спиной, и над нами плывет тихое бормотание на латыни, я замечаю, что сжимаю четки и перебираю их снова и снова. Невозможно, чтобы Говард сделал что-то против короля. Том Говард, как и вся его семья, поднялся, исполняя любую королевскую просьбу. У короля во всей стране нет более верного, более твердо стоящего на земле приверженца. Я едва слышу мессу, я не могу молиться. Я смотрю на склоненную голову королевы и гадаю, понимает ли она это.

Лишь когда двор направляется к завтраку, я могу пойти рядом с Монтегю и на глазах у всех тихо с ним заговорить, как мать с сыном.

– Что сделал Томми Говард?

– Соблазнил твою бывшую подопечную, дочь шотландской королевы, леди Маргарет Дуглас. Они тайно обвенчались на Пасху.

– Леди Маргарет! – восклицаю я.

Я почти не видела ее с тех пор, как она вышла из-под моего присмотра, чтобы служить Анне Болейн. Сначала я ощущаю лишь облегчение оттого, что принцессе ничем не угрожает новое происшествие, но потом задумываюсь о хорошенькой девушке, которая была на моем попечении, но растерялась при дворе.

– Она в жизни не совершила бы ничего, что не пристало принцессе, – с чувством говорю я. – Она была придворной дамой нашей принцессы, она дочь Маргариты Тюдор. Не говори мне, что она тайно вышла за простолюдина без позволения!

– Именно это я и говорю, – отрезает Монтегю.

– Вышла за Тома Говарда? Тайно? Откуда король узнал?

– Все говорят, что герцог ему сказал. Он способен предать своего сводного брата?

– Да, – тут же отвечаю я. – Он не может рисковать: вдруг король подумает, что он участвовал в заговоре, желая обвенчать еще одного королевского наследника с членом семьи Говардов. У него уже есть в зятьях Генри Фитцрой, а если семья поймает еще одного Тюдора, как это будет выглядеть?

– Для короля это выглядит так, будто они готовы захватить трон, – мрачно отвечает Монтегю.

– Пусть лучше подозревает Говардов, чем Плантагенетов, – замечаю я. – Но что станется с леди Маргарет? Он очень зол?

– Он в ярости. Хуже, чем я ожидал. И зол на жену Генри Фитцроя, Марию Говард, которая помогла им встретиться.

– Как можно быть такими глупцами? – качаю головой я. – Леди Маргарет знает, что любой, кто за ней ухаживает, пробивается ближе к трону. А сейчас и не поймешь, насколько ближе. Если принцессу Елизавету объявляют незаконной, а принцессу Марию не восстанавливают в правах, то леди Маргарет третья в очереди наследования после матери и брата.

– Теперь она это знает, – говорит Монтегю. – Король сказал, что герцог Норфолк принес в страну изменнический раскол.

– Он употребил слово «изменник»?

– Да.

– Постой, – говорю я. – Постой, Монтегю, дай мне подумать.

Я отхожу от него на несколько шагов, потом возвращаюсь.