Он взглянул на часы: скоро надо идти на заседание. И все-таки один удар или два? Один — это ошибка. Два — это успех. А может быть, хватит упорствовать? Просто прийти и сказать, что ты не прав? Зачем лезть на рожон? В случае неудачи можно спрятаться за широкие спины представителей Ставки. И не надо будет корчить из себя большого оригинала.

Рокоссовский на миг представил себе почти тысячекилометровую линию фронта, идущую по белорусским болотам, лесам, озерам и рекам. В его подчинении сотни тысяч солдат и офицеров. Именно по его приказу они пойдут в наступление… Судьбы многих из них зависят от его решения. «Нет, нет, люди не должны расплачиваться жизнью за мои ошибки, — подумал он. — Нельзя отступать от того, в чем ты абсолютно уверен».

Рокоссовский зашел в кабинет, где уже все были в сборе.

— Так что же, будем наносить один удар или два? — прищурился Сталин.

— Считаю, что необходимо нанести два удара, — спокойно произнес он.

Верховный закурил трубку и молча начал бесшумно ходить по кабинету, время от времени поглядывая на командующего фронтом.

«Ну и твердолобый! — мысленно воскликнул Ворошилов. — Не зря я тебя уволил из армии и дал санкцию на арест. Все равно тюремная наука не пошла тебе впрок».

Жуков и Василевский ждали развязки, которая должна была оказаться не в пользу Рокоссовского. У них даже появилось опасение, что они могут потерять незаурядного полководца.

Рокоссовский посмотрел на маршала Воронова. Тот кивком головы одобрил его действия.

— Товарищ Главнокомандующий, — не выдержал молчания генерал армии, — разрешите мне до конца высказать аргументы в пользу двух ударов.

Сталин остановился, набивая табаком трубку, и после длинной паузы произнес:

— Говорите!

Рокоссовский подошел к карте, взял указку.

— Дело в том, что, если группировке войск на направлении главного удара не оказать помощь на другом участке, противник, вполне возможно, не даст прорвать оборону.

— Почему? — остановился Сталин и поднял глаза на генерала.

— Потому, товарищ Сталин, что у него остается реальная возможность перебросить сюда силы с не атакованных нами рубежей, — ответил Рокоссовский.

— А что дают ваши два главных удара? — негромким голосом спросил Сталин, остановившись у стола президиума.

— Два главных удара решают все проблемы, — запальчиво сказал Рокоссовский. — В сражение одновременно вводится основная группировка войск правого крыла нашего фронта. Гитлеровцы напрочь теряют реальную возможность маневра. Успех, достигнутый пусть даже сначала на одном из этих ударов, ставит немецкие войска в тяжелое положение, а нашему фронту обеспечивает энергичное развитие наступления. — Рокоссовский повернулся к Верховному, шагавшему по кабинету. — У меня все, товарищ Главнокомандующий.

Сталин раскурил трубку, медленно, с остановками, почти вплотную подошел к Рокоссовскому.

Кое-кому, в первую очередь Ворошилову, показалось, что Верховный сорвет погоны с плеч несговорчивого и упрямого командующего фронтом. Рокоссовский в эти тревожные минуты не потерял самообладания. Известная всем, едва заметная добродушная улыбка и сейчас не сходила с его лица.

После некоторого раздумья Сталин поднял глаза на Рокоссовского и, сжимая в руке потухшую трубку, тише, чем обычно, сказал:

— Настойчивость командующего фронтом доказывает, что организация наступления им тщательно продумана. — Он повернулся к президиуму. — А это надежная гарантия успеха. Утверждаем решение Рокоссовского.

4

Вернувшись из Москвы, командующий фронтом начал готовить операцию, которую предполагалось начать 15–20 июня. Он вновь отправился на передний край. Ему предстояло окончательно отработать операцию «Багратион». Один главный удар наносился армиями Горбатова и Романенко, второй — армиями Батова и Лучинского.

Во второй половине дня Рокоссовский на стыке двух армий собрал всех командармов. Обещанная синоптиками гроза так и не пришла, но продолжал моросить дождик. В палатке было душно, хотя одна сторона ее была полностью открыта. На столе перед генералами лежали карта и аэрофотоснимки местности и укреплений противника на Бобруйском направлении. Командующий фронтом довел план операции «Багратион», умолчав о трудностях его принятия, поставил задачи армиям, вместе с командармами определил плацдармы и сроки сосредоточения войск.

— Хотел бы напомнить о маскировке, — в заключение сказал Рокоссовский. — Части сосредотачивать и перегруппировывать только ночью. Продумайте, где можно навести ложные переправы, для видимости прокладывайте лжедороги. На второстепенных рубежах необходимо сосредоточить большое количество орудий, производить из них огневые налеты, а затем увозить их на направление главного удара, оставляя на ложных позициях макеты. Короче, вы все опытные командармы и знаете, что немцы должны знать только то, что мы хотим им показать.

На следующий день Рокоссовский принял участие в штабных учениях и уехал на КП фронта, куда должен был прибыть представитель Ставки Жуков. Когда его машина плутала по фронтовым дорогам Белоруссии, уже было темно. Подпрыгивая на ухабах, она торопилась на фронтовой аэродром. По верхушкам леса катилась круглая луна, купаясь в светло-желтом сиянии.

Водителю и расположившимся позади автоматчику и адъютанту казалось, что командующий фронтом подремывает. Но он только от усталости прикрывал глаза. Мысль работала напряженно. Возникали и решались десятки самых неотложных, вопросов будущего наступления. Ему предстояло решить важную проблему с командармом Батовым — выбрать на местности плацдарм для сосредоточения основных сил и нанесения второго главного удара. Успешно завершить операцию «Багратион» он считал делом своей чести. «Не мешали бы только представители Ставки, — подумал он. — Неизвестно, как поведет себя Жуков. Ведь он был против моего плана».

Вскоре машина была на аэродроме, где стояли в ряд около десятка «По-2». Генерала армии быстро посадили в самолет, который быстро взмыл под облака. Усталость взяла свое — примостившись на сиденье, Рокоссовский уснул.

Рано утром машина снова мчалась по лесу. Она прыгала вверх, натыкаясь на выбоины и горбатые корневища. Пахло прелью лесных просторов, перекликались ранние птицы. Лес кончился. Поля были окутаны нежным розовым светом. Навстречу бежали темные силуэты кустов, отовсюду веяло раздольем, и невольно думалось: скорее бы кончилась война, вернулись бы люди к своей обычной жизни и несли бы дальше по этим дорогам свои печали и радости.

Временный командный пункт 1-го Белорусского фронта размещался в деревне Дуревичи. Освобожденная несколько месяцев назад, она тоже пострадала от войны, но более половины домов уцелело, и жители помогли разместить КП в лучших строениях. Рядом со штабом шумели стройные сосны и липы.

Когда машина командующего подошла к дому, несмотря на ранний час, здесь уже кипела жизнь.

— Михаил Сергеевич, что нового? — спросил Рокоссовский, протягивая Малинину руку.