было проще. Мне дали карты событий (моя, Ма и объекта). Сверяясь с ними мне было легко и просто принять новую роль, распроститься с перспективным местом в лаборатории, перевестись в захолустный университет, устроиться в банк спермы. Ма занималась обустройством своей жизни без меня (всё согласно картам). Я стала тенью на стене своих мечтаний и устремлений, как и утерянное будущее Объекта. В начале пути мне казалось странным, что человек может отказаться от своего имени, но потом, когда моя тень вошла в стены паба, мне пришлось принять такой выбор.

Условности — дополняют правила. Когда наши «тени» слились, Объект старался. Он оказался лучше моих представлений и редких опытов с парнями в кампусе из прошлого. Находясь в полутёмной комнате наедине с тем, кто, как и моё будущее прятал от меня своё лицо, пришлось заглянуть в своё прошлое, повернуться к действительности лицом. Сделка оставляла мне выбор, как достать семя. Карты заканчивались на моменте, когда мне сделали предложение (очень щедрое вознаграждение) посетить комнаты Объекта. Одна из «подружек» Кима была мной обработана и готова помочь с доставкой материала на место моей работы. Мне категорически запрещалось только одно — зачать от Объекта, понести в себе его семя.

Решительность, с которой я пошла на сделку, заставила меня повернуться к нему лицом, заглянуть в глаза. И это не он убежал от моего взгляда, прятаться в своей спальне. Это не Ма была виновата, сто койот выбежал на дорогу перед мотоциклом моего отца. Не было виной моего отца, что он профессиональный мотокроссер, не выпустил руль железного коня. Мальчик, прятавшийся в исчерченном шрамами теле мужчины, пытался скрыть своё лицо от меня, сильно прижав к нему свои ладони.

Следя глазами за шрамами на его теле, как за линиями судьбы, я была против. Против гонцов Судьбы, что искалечили жизнь Ма и этого Мальчика. Против тех, что знали об обеих авариях и решивших воспользоваться их результатом. Но передо мной был он, сделавший выбор — отказался от пластической операции на лице (почему?). Ему можно было помочь, только поселившись с ним искренним теплом, спрятанным, укутанным глубоко в моём сердце, любовью к матери, к Ма. И я пустила его в своё сердце.

Оттягивать отъезд из города (я сама была должна доставить семя по указанному адресу), значило нарушить соглашение. Ким много значил для меня, но жертва Ма не должна была оставаться… Моё «предательство» можно было искупить. Собрав «материал» в большем количестве, чем требовалось, я рассчитывала получить разрешение — выносить его ребёнка. Пусть он не простит моё внезапное исчезновение, но у меня будет его сын или дочь. Может, в далёком будущем, когда я разберусь кто виноват, кто просчитал все ходы и нашёл интересным именно гены Кима, его сын (или дочь) совершит обратный путь из Европы в Америку, найдёт отца и попросит от моего имени прощения?

Я «умерла» когда садилась в такси до аэропорта. Теперь только следование инструкциям и сбор информации по крупицам. Мне нужно было встретиться с заказчиком лично — как ответ на вопрос, почему Ким оставил страшные шрамы на лице, стучало в моей голове. Только так они получат контейнеры с «материалом». Иначе я всё уничтожу (не полагаясь на свою память, пришлось оставить номер образца из «банка», написав письмо Ма на обычной бумаге). Чувствуя себя курьером, доставляющим важную посылку, пересекла все таможни (разрешительные письма на контейнеры были надёжным пропуском на всех границах), без интереса к воздушным пространствам и проносящимся под колёсами автомобиля километрам дорог Европы.

Они не спорили, они были вежливы, они просили подождать. Доктор приехал сам. Это он оказался заказчиком. Это он клеймил людей как породистых лошадей, выделяя самый лучший экземпляр, ставя на теле «роспись» владельца. Это он запретил мне зачать ребёнка Кима. От своих решений он не откажется — это я поняла с первого мгновения нашей встречи.

— Вы продолжите обучение в самом престижном университете страны. — Его глаза без интереса взирали на меня, как смотрит уставший лаборант через окуляры микроскопа на выращенную им колонию бактерий. — Можете сразу начать работать в закрытой клинике, где клиентами являются первые лица многих государств. Но. — Он стал горячим дыханием возле моего уха. — Не стоит переоценивать свои возможности с могуществом Организации. Стоит только появиться в вашей прекрасной головке мысли о пересечении границ кантона, как ваше тело тут же разобьёт паралич. Чем дальше будете вы в своих планах покинуть, приютившую вас страну, тем сильнее будет отказ вашего тела повиноваться вам.

Забрав из моих онемевших пальцев кейс с контейнерами, Доктор (так он назвался?), не оглядываясь, удалился из комнаты. Его лицо стало кошмаром в моих снах, а глаза, мне казалось, отражались в моих веках, стоило мне хоть на мгновение их опустить.

Мои «припадки» воспринимают как должное. Кто-то шептался, что они наведённые. Но я не сдаюсь. Меня уже терзают сомнения моё ли тело дали мне при рождении или подсунули чужое. Оно, то падает в обморок, как у кисейной барышни при виде мужского достоинства, то каменеет в приступе кататонии. Мой рекорд два дня. Хотя приходится сомневаться, с чем я борюсь. С волей Доктора или с «собственным» телом?

— У Кима припадки по такому же принципу? Это вы их наводите?

Тед отпустил девушку. Он не собирался признаваться. Хотя его вина была, как ему казалось, в каждом движении мускула, в каждом взгляде, что касался искорёженного тела Кима.

Ему показалось или именно Дженнифер вышла из проёма терминала? Её энергоструктуры уплотнились, но рисунок остался тот же. Как она смогла освободиться? Что заставляет её так нежно улыбаться при виде «виноватого» лица бармена?

Тело само управилось с мышцами лица, с выделением капелек слёз. Оно краснело (приходилось напрягаться, чтобы не провалиться от стыда сквозь пол аэропорта), совершало неуклюжие, угловатые движения.

— Не знал, что наша встреча вызовет у тебя слёзы. — Микош проявился в поле его внимания, распахивая руки для объятий. — Ты стал сентиментальным Человеком, Красавчик.

Он не мог допустить, что близкий ему человек снова станет Мастером Монстров. Разместить свою резиденцию рядом с клиникой — как самое лучшее предостережение. Но Доктор был фанатиком собственной идеи. Почти довёл себя до сумасшествия, пуская демонов в чертоги своего разума. Это оставило для него незаметным «изгнание» Красавчика. Оставило без внимания тот факт, что, как Красавчик, сам Доктор скоро будет не нужен Организации.

Вынырнув из объятий Микоша, Теда заключила в свои объятия Дженнифер. Она не оставила свой вопрос о причастности «надзирателя» (именно так