– Ваш муж прооперирован, – спокойно произнесла она, приблизившись ко мне. – Все прошло хорошо, и он, если хотите его увидеть, переведен в палату наверху.

Колени мои подогнулись, но Дикон поймал меня.

– Он в порядке? Вы уверены, что с ним все хорошо? – выдавила я.

Врач наконец улыбнулась:

– У него был разрыв селезенки, это очень опасно, но мы с коллегой сумели ее зашить и спасти. Кроме того, у него ушиб тазобедренного сустава и перелом нескольких ребер. Восстанавливаться долго, но ему очень повезло. Я видела случаи намного хуже. Он должен пробыть здесь несколько дней во избежание осложнений, и ему нужен покой…

Она все говорила, но я не разбирала ни слова. Он был жив.

Компания ожидавших потянулась наверх. У сестринского поста нас остановила высокая женщина с волосами, забранными в тугой пучок.

– Вы к кому? – осведомилась она, озирая пестрое общество[27].

Я оглянулась на музыкантов и техников. Не знаю уж, за кого она нас приняла.

– К мужу, Келлану Кайлу, – ответила я дрожащим, взволнованным голосом.

Она чуть улыбнулась: знакомое имя.

– О да, он еще только приходит в себя, так что кто-то один…

Не дав ей закончить, я шагнула вперед:

– Пожалуйста, мне нужно к мужу.

Медсестра мотнула головой, приглашая следовать за собой. Пока мы шли белоснежными коридорами, она окинула меня взглядом:

– У нас лечились известные люди, но не такого уровня, как Келлан Кайл. Половина девочек на этаже сходит с ума. Значит, вы и в самом деле его жена?

Мои глаза исступленно читали таблички с именами на дверях палат. «Где же он?»

– Да, – сказала я, едва расслышав ее вопрос.

– Надо же, – удивленно отозвалась она. – Тяжело же вам пришлось при такой шумихе вокруг Сиенны Секстон.

Я посмотрела на медсестру. Она молодилась, но морщины у рта и глаз выдавали истинный возраст. Улыбка была полна сочувствия.

– Даже не представляете, – усмехнулась я.

– Меня зовут Карли. – Она протянула мне руку. – Если что-то понадобится – кликните.

– Спасибо, очень приятно, – наскоро пожала я ее руку.

Пожалуй, без нее мне здесь точно не обойтись.

Палату Келлана я узнала мгновенно по стайке сестричек, отиравшихся возле открытой двери и заглядывавших внутрь. Улыбка слетела с лица Карли.

– Если вам нечего делать, я мигом найду занятие!

Девчонки упорхнули, щебеча. Карли со вздохом указала на дверь:

– Как я и говорила: у нас не лежал никто такого уровня, как Келлан.

Я издала нервный смешок и ступила на порог отдельной палаты. Карли оставила нас одних и притворила дверь. Свет был приглушен, жалюзи опущены. Стояла торжественная тишина. Глаза Келлана были закрыты, голова отвернута от меня. Верх кровати был приподнят, так что он полулежал. Одеяло подоткнули под руками. Кисти были вывернуты почти неестественным образом. К левой тянулась капельница, накачивавшая его анальгетиками и прочими препаратами. Кольца не было – должно быть, его сняли перед операцией.

Келлан был высок и хорошо сложен, но здесь он казался крошечным. Обман зрения.

Выражение его лица было настолько мирным во сне, что первым моим желанием было остаться там, где я стояла, лишь бы не разбудить его. Но я не могла находиться так далеко. Тихонько, как мышка, я подкралась к нему. На лице виднелись мелкие ссадины, но в остальном он выглядел хорошо. Келлан был одет в смешную больничную рубашку с тесемками на спине, а сумка с его вещами стояла на прикроватном столике.

Я присела на край постели, стараясь не потревожить его. Мне было немного страшно, однако хотелось дотронуться до Келлана, и я осторожно коснулась пальцами его плеча. Он был теплый.

– Келлан, – шепнула я. – Ты спишь?

Он шевельнул головой, но не ответил. Я погладила его по руке, положила ладонь на кисть.

– Я здесь, жду тебя. – Слезы застлали мне взор, я провела по его щеке костяшками пальцев. – Я никуда не уйду, малыш.

Минуты текли. Я ждала, пока закончится действие лекарств, которыми его вырубили. Мне казалось, что прошла вечность, и я почувствовала вину из-за того, что Келлана не могли увидеть остальные. Но я должна была быть рядом, когда он проснется. Мне нужно это – нужно, и все.

И вот он начал приходить в себя. Глазные яблоки задвигались под веками. Затем он сделал глубокий вдох и поморщился на выдохе. Я надеялась, что пробуждение не причинило ему сильной боли. Когда он наконец открыл глаза, я улыбнулась так широко, что рисковала разорвать рот.

– Келлан! Малыш?

Он не взглянул на меня, лишь медленно моргнул и уставился в пустоту. Должно быть, он еще плохо соображал. Неизвестно, помнил ли он вообще, что произошло. Я нежно погладила его по щеке:

– Келлан?

Наконец он повернул ко мне пустое, бледное лицо. Полуночные глаза ощупали меня, и я начала испытывать ужасное подозрение: забыл! Врач не сказала о травме головы, но вдруг он приложился об асфальт? Вдруг у него амнезия? Боже, полюбит ли он меня, если придется начинать заново?

Келлан подвигал губами, несколько раз сглотнул.

– Кира? – произнес он, наморщив лоб. – Что стряслось?

Меня затопили радость и облегчение. Конечно, он вспомнил.

– Меня вытолкнули на улицу. Ты бросился на помощь, и тебя сбил грузовик. Ты в больнице.

Взгляд Келлана приковался к повязке на моей голове.

– Ты в порядке?

Не веря своим ушам – обо мне он заботился больше! – я нагнулась и осторожно поцеловала его:

– Ты жив. У меня все отлично.

Келлан закрыл глаза и страдальчески задышал ртом.

– Мне нехорошо.

– Знаю. – Я погладила его волосы. – У тебя был разрыв селезенки, пришлось оперировать. Ее спасли, но еще сколько-то поболит.

Келлан приоткрыл один глаз, и губы его дрогнули в подобии улыбки.

– О, здорово, не хочу быть без селезенки. – Он вновь смежил веки. – На кой черт она вообще нужна?

Я прыснула. Чувство юмора у него явно не пострадало.

– Из школьного курса помню, что это вроде масляного фильтра для иммунной системы… а когда-то ее считали источником гнева. Но в этом я не уверена.

Келлан начал смеяться, затем застыл:

– Ох, не смеши меня.

– Не буду. – Я чмокнула его в щеку. – Клянусь, мы больше не улыбнемся.

Он приоткрыл глаза, опять хохотнул и скривился: