— А Илья не станет ругаться?

— Да с какой стати?! Только рад будет, что вещь пригодилась!

По правде говоря, я не была уверена, что Илья обрадуется. Вдруг эта ребячья одежонка дорога ему, как память о днях, когда он был мальчишкой? И когда папа… Ну да ладно! В конце концов есть фото. И все равно ничего теперь не поделаешь. Лоська уже “врастал” в обновку. По-хозяйски поправил штаны, одернул рубашку. А когда вернулись в комнату, деловито затолкал в кармашек на бедре свою монетку…

— Ой, Жень, здесь что-то есть, в кармане…Вот… — И протянул сложенную бумажку.

Видно, что бумажка лежала там с давних времен, была выстирана вместе с костюмом и вместе с ним попала под утюг. Плоская, засохшая. Тихо захрустела, когда я стала разворачивать.

Это был листок из редакционного блокнота — наверняка из папиного. С грифом “Редакция газеты “Городские голоса”. Кроме этих типографских букв были и рукописные — строчки, написанные лиловым шариковым стержнем. Они слегка расплылись, однако читались легко… Легко, но непонятно: “Три слова по три буквы. Три имени. Ар-до-кап. Угадай, какую роль будет здесь играть пароль!”

— Лоська, это Илья писал когда-то. Наверно, играл с мальчишками в разведчиков или пиратов…

Я, не сворачивая, положила бумагу в большую гриновскую книгу, где лежал кленовый лист. Лоська сунул нос:

— Ой, это что за книжка?

— Александр Грин. Кстати, корабль на твоем пузе как раз из этой книжки. Ты не читал “Алые паруса”?

— Я только слышал про них… Дай почитать, а? Не бойся, я буду с ней… как с заморской бабочкой. Не дышать на нее!

Что делать-то? Пришлось убрать кленовый лист и “пароли” брата в ящик стола. Лоська прижал книгу к “парусной” груди.

— Я пойду, ладно?

Я давно заметила: если к нему в руки попадает интересная книга, он хочет поскорее остаться один.

— Ладно, беги…

В коридоре Лоська еще раз крутнулся у зеркала. Чуть погрустнел:

— Жаль, что лету уже конец…

— Ох, не порти настроение… И ничего не конец, еще почти неделя каникул! Кроме того, осень начнется не по календарю. Синоптики обещали тепло до середины сентября…

Свои старые шмотки Лоська забыл в моей комнате. Я не стала его окликать. Чтобы не вздумал влезть в них снова и не превратился в прежнего обормота. Впрочем, волосы у него уже торчали, как и раньше…

Из окна я смотрела, как Лоська переходит дорогу. Он спешил, двигался вприпрыжку, мелькая худыми ногами в коричневых “чулочках”. Локтем прижимал к боку разноцветную плоскую книгу. Ну, в точности, как Буратино, который с азбукой под мышкой двинулся в школу (только нос вовсе не “буратиний”).

Лоська скрылся за углом а я осталась сидеть у окна. Улыбалась (что со стороны смотрелось, наверно, глупо). Было хорошо от того, что сегодня все с утра складывается так удачно. И самое удачное… да тут уж надо признаться… то, что есть на свете Пашка Капитанов, которому я оставила в залог монетку с фрегатом.

“В залог чего, ненормальная?” — спросила я себя. И виновато хлопнула губами — в точности, как Лосенок. Но радоваться не перестала.

Пришла Люка. Нарядная, бодрая, напевающая. Впрочем, она почти всегда такая. Пригляделась:

— Я вижу, ты мою косметичку даже не открывала.

— Лючка, некогда. Успеется, молодость впереди…

— А я Лосенка сейчас встретила. Красивый такой, просто не узнать!

— Он именинник, — торопливо сказала я, чтобы речь не зашла а костюме.

— Да? Я и не знала! Надо было что-то подарить… Ой, он сказал мне, будто у тебя есть подарок для меня ? Правда?

— В общем-то… да. Раздаю коллекцию. Всем друзьям по монетке. Выбирай…

— Какая прелесть! Это будут как талисманы тайного корабельного братства, да?

— Ну… можно считать, что так.

— Я возьму вот эту, ладно?

— Бери, — согласилась я (все же не без тайного сожаления). — Это бриг “Геба”, построен в 1861 году. Геба — это древнегреческая богиня юности, как раз для тебя.

— Какая прелесть! — снова сказала Лючка. И чмокнула меня в щеку. Я вытерпела и подумала: “Рассказать про Пашку?” Люка, она внешне легкомысленная, но на самом деле не совсем такая. Никаких “ой, а он симпатичный?” и “познакомишь, ладно?” не будет. Тем более, что знакомств ей хватает и во Дворце. И все же решила: не стану пока. Потому что Лючка принялась рассказывать о предстоящем пикете в защиту Дворца. Стало известно, что в тот день, в субботу, генерал Петровцев должен осматривать свою будущую резиденцию.

— А мы выстроимся напротив фасада с плакатами! У нас есть специальная песенка, она сейчас напечатана в дворцовой стенгазете, а на пикете будут петь ее все, кто соберутся!

— Небось опять Костячок-толстячок сочинил?

— Нет, он же увольняется, я говорила! Сочинил Петруша Вронцев, режиссер драмкружка. Про него я тоже говорила.

— Ну что, переходишь в этот кружок?

— Если отстоим Дворец… Ты придешь в пикет?

— Я же сказала — да… Только разгонит нас милиция со страшным свистом! — Я представила мордастого Панкратьева и его “однополчан” с дубинками.

— А и пусть разгонят! Там будут люди с телекамерами! Вечером весь город увидит как “все лучшее детям”!

Да трусихой моя самая близкая подружка не была. А я? Хуже, что ли?

Мы поболтали еще, и Лючка ушла, аккуратно уложив бриг “Гебу” в сумочку.

И вдруг оказалось, что уже вечер.

Позвонил Илья.

— Свет Евгения, передай маме, что сегодня я опять заночую у Толика.

— Сказал бы ей сам. Боишься?

— Мучача детестаб… тьфу! Конечно, боюсь! Но не в этом дело! Мы сейчас утонем в нашей работе по уши, отключим телефон. Потому что надо решить одну сверхзадачу. Когда закончим, компьютерный мир содрогнется от восторга и зависти.

— Хвастун!

— Я почти серьезно…

— Такой гениальный, а не знаешь, что такое “бэйливик”. А я узнала…

— Мучача интеллихентэ! Не забудь, скажи маме! До завтра!…

Пришла мама и принялась было сокрушаться по поводу “бездомного существования этого непутевого философа, который опять влипнет в какую-нибудь историю”. Но сокрушалась недолго, потому что появился дядя Костя. Он принес тяжеленный полиэтиленовый пакет. Я радостно заподвывала и запрыгала (лошадь такая!), потому что в пакете оказались три книги. Одна — та самая, библиотечная, и две ее копии. Они были в мягких обложках, с корешками из пластмассовых пружин, но все равно настоящие книги! Дядя Костя даже постарался, чтобы на цветном принтере отпечатали красочные переплеты и картинки — как в настоящем “Фрегате “Виола”.