Новая стратегическая обстановка после Мукденского сражения заставила обратить серьезное внимание на организацию разведки флангов в связи со стремлением японцев совершать более или менее глубокие обходы флангов, подтвержденным опытом войны.

Как отмечалось в «Отчете о деятельности разведывательного отделения Управления генерал-квартирмейстера при Главнокомандующем» (с 4 марта по 31 августа 1905 г.)», «особенное значение имел наш правый фланг, т. е. Монголия. Во-первых, получались многочисленные сведения о движении крупных отрядов противника (до 20 тыс. с артиллерией) через Монголию на Бодунэ-Цицикарь с целью развития действий на наши пути сообщения. Во-вторых, не было точно известно, как проходит граница между Монголией и Маньчжурией, т. е. линия, разделяющая театр военных действий от нейтрального Китая»[818].

Еще до Мукденских боев, в середине февраля 1905 г., для проверки сведений о движении значительного японского отряда через Монголию на Цицикарь было предложено нашему консулу в г. Урге г-ну Люба послать надежных русских разведчиков в разные стороны Монголии для сбора сведений о противнике. Организованный консулом разведочный отряд под начальством г-на Долбежева 2-го выступил из Урги 18 февраля с. г. Проведенная разведка выяснила, что «слухи об обходном движении японцев через Восточную Монголию неверны и не подтвердились».

Для более глубокой разведки в Монголии был послан в конце апреля штабс-капитан П. А. Россов и переводчик с монгольского языка при штабе Главнокомандующего студент С-Петербургского университета Владимир Шангин «под видом датского корреспондента и состоящего при нем переводчика». Проведенная разведка Россовым и Шангиным установила, «что в Монголии» крупных японских отрядов нет», имеются только шайки хунхузов, состоящих на службе у японцев и действующих под руководством японских офицеров»[819].

Разведка была направлена на достижение негодной цели — обнаружение несуществующих японских частей в Монголии.

Наблюдение за нашим левым флангом, преимущественно за районом Ажехэ — Гирин — Гуангай — Дьяпигоу — Тунфасы — Хуньчунь — Нингута, было поручено штабу тыла. «Вторым органом, ведающим за разведку на этом фланге» являлся военный комиссар Гиринской провинции Генерального штаба полковник М. А. Соковнин[820].

Не устоявшаяся терминология позволяла лазутчиков из числа китайцев называть китайцы-разведчики и шпионы-наблюдатели. «Доношу Вашему превосходительству, что за отсутствием заблаговременно подготовленных китайцев-разведчиков, несмотря на предлагаемые вознаграждения нанять таковых до сих пор, т. е. с 9 по 31 сего июля не удалось, — доносил 31 июля 1904 г. рапортом на имя командовавшего Маньчжурской армией генерала от инфантерии А. Н. Куропаткина прикомандированный к полевому штабу армии подполковник Ф. П. Панов. — Китайцы или совершенно отказываются служить даже на самых выгодных предложенных условиях или же, согласившись, уходят при первых выстрелах или при первом даваемом поручении… Вероятнее же всего, что жители-китайцы боятся, что японцы имеют много приверженцев среди китайцев, которые и выдадут всех близких или сочувствующих русским; японцы же по одному подозрению, лишат их имущества, семьи и даже жизни. Таким образом, установить сеть шпионов-наблюдателей, имея таковых в оставленных нами или могущих быть оставленными селениях, не удалось отчасти вследствие отсутствия преданных и заблаговременно подготовленных жителей-китайцев, отчасти вследствие боязни, а может быть, нежелания нам служить в ущерб японцам»[821]. Резолюция Командующего армией на рапорте Панова была лаконичной: «Не успешно. Прошу доложить. Куропаткин. 7-го августа».

Требовать результатов по вербовке «китайцев-разведчиков» за столь короткий период (9–31 июля) представляется, если не невозможным, то чрезмерным.

Опыт войны показал, что отсутствие подготовки тыла в разведывательном отношении — развертывание агентурной сети на случай возможного отступления своих войск (что неоднократно имело место в ходе Русско-японской войны), отрицательно сказался на осведомленности командования о планах противника. Было замечено, что соприкосновение с противником прерывалось каждый раз после боев на более или менее продолжительное время до установления расположения противника посредством направления новых агентов, которых приходилось срочно вербовать. В этой связи с учетом возможного отступления было предложено подыскивать в ближнем тылу агентов-резидентов: «По причине возможности дальнейшего нашего отхода к Куанченцзы было признано необходимым тотчас же после Мукденских боев озаботиться подготовкой ближнего тыла, примерно до параллели Куанченцзы. Купцу Тифонтаю было предложено штабом Главнокомандующего устройство агентов-резидентов в нашем ближнем тылу и при самих японских войсках, при каждой дивизии и резервной бригаде. Эти агенты должны были следить и немедленно доносить о всяком передвижении японской дивизии или бригады, при которой они состояли. Тифонтай нашел последнее невыполнимым ввиду тех строгих мер, которые японцы предпринимали против наших лазутчиков. То же было предложено штабам армий, которые должны были учредить постоянных агентов-резидентов в важнейших пунктах ближайшего тыла, преимущественно узлах дорог, причем агентам-резидентам давалась для руководства особая инструкция»[822].

В «Отчете о деятельности разведывательного отделения Управления генерал-квартирмейстера при Главнокомандующем» с 4 марта 1905 г. по 31 августа указывалось «на некоторые выводы, которые можно сделать на основании опыта войны 1904–1905 гг. и которые могли бы в будущем оказаться небесполезными для успешной организации и ведения разведки»:

«I. Организация разведки

А. Дальней

1) Дальняя разведка должна быть устроена на прочных основаниях еще в мирное время.

2) В военное время она является естественным продолжением того, что было сделано в мирное время. Желательно, чтобы военный агент или его помощник, в руках которых сосредоточивалась в мирное время разведка, по объявлении войны становился во главе разведывательного отделения штаба Главнокомандующего или армии.