которые Россия в те годы распространяла в Лондоне, Париже и Амстердаме. К тогдашней группе иностранных банкиров, работавших для России, относились «Братья Баринг» (Лондон), «Липман, Розенталь и К°» (Амстердам), «Бляйхрёдер и Мендельсон» (Берлин), а также парижские и лондонские Ротшильды. В Москве эти интересы представлял дом «Альберт Марк»; Марк и Штиглиц состояли в родстве, и, вероятно, по этой причине Марк переехал в Россию.

Кроме того, я знаю Людвига Кнопа. Людвиг Кноп состоял в браке с одной из Мюллеров, но детей не имел844, однако воспитывал приемного ребенка (как тогда говорили, внебрачную дочь кого-то из русских великих князей или великих княгинь). Своим баронским титулом он предположительно обязан именно этому. Впоследствии дочка вышла за Половцова845 и после смерти Штиглица унаследовала пять миллионов рублей и дворец на Английской набережной в Петербурге846.

Штиглиц был основателем знаменитой прядильной фабрики в Нарве (наряду с Кренгольмской мануфактурой Кнопа) и выпускал в особенности ткани офицерской формы. После смерти Штиглица фабрика была куплена Пельтцерами847.

О петербургской фирме «Э. М. Мейер и К°» я мало что могу сказать. Как уже писал, старика Э. М. Мейера я видел однажды на обеде у Ляского и еще раз на благотворительном базаре в его петербургском доме на Английской набережной. После его смерти дело возглавлял его зять Шварц848. Сын Мейера был слаб здоровьем, где-то я с ним однажды встречался, но где именно – уже не помню. Фирма была нормальным солидным банкирским домом, не совершавшим рискованных скачков и сделок. Раз уж мы мысленно оказались в Петербурге, должен рассказать еще кое-что из моих петербургских воспоминаний. Мой свояк Эрнст Бремталь, скончавшийся в 1896 году, был петербургским представителем крупной английской суконной фирмы «Торнтон»849. Их большие фабрики размещались на Неве, по-моему, на Охте, и делали солидные обороты по всей России. Бремталь управлял очень крупными складами фирмы в Москве.

Молодого Торнтона, Артура, на несколько лет откомандировали в Москву, на обучение к Бремталю. Незадолго до или во время войны Торнтоны продали все свое дело и фабрики российской группе, насколько я помню, из евреев. Торнтоны уехали в Лондон, от дел отошли, средств у них более чем хватало. Другой английский экспортный дом, с которым «Ценкер и К°» в свое время тоже работали, это рижский «Джайлс Лодер»850: зерно, конопля, льняное семя и древесина. Фирма была ликвидирована в 1880‐е годы, и Джайлс Лодер примерно с четырьмя миллионами фунтов стерлингов тоже уехал в Лондон. Позднее он стал сэром Джайлсом Лодером и известной персоной в лондонском обществе.

Однако из предприятий, имевших самый блестящий успех, надо прежде всего назвать Товарищество российско-американской резиновой мануфактуры851, основанное в Петербурге в 70‐е годы прошлого столетия Краузкопфом (Krauskopf) и Утеманом (Uthemann)852.

При сравнительно скромном капитале обороты этой фабрики быстро выросли, особенно благодаря массовому производству широко известных теперь русских галош с прочными задниками (производственный секрет). Все старания иностранных конкурентов, например Continental Gummi und Couthour Gesellschaft из Линдена под Ганновером, производить такие галоши терпели неудачу именно по этому пункту. Галоши-то они выпускали, вопрос только – как! Скверные подражания, причем ты всегда защемлял себе пальцы между ботинком и галошей.

Именно так случилось со мной недавно в Париже при покупке галош, которые в свое время стоили 2 рубля 50 копеек за пару. До этого изобретения наши отцы и деды носили изготовленные сапожниками тяжелые и дорогие кожаные галоши, которые заказывали всякий раз по форме ботинка или сапога. Конечно, было это давно, хотя я сам в молодости еще носил такие.

Балансы резиновой компании, порой попадавшиеся мне на глаза, являли собой столь поразительные цифры, что просто диву даешься: например, на четыре миллиона акционерного капитала 4,5 миллиона чистой прибыли. Акционерный капитал несколько раз удваивался без платы акционерам, чтобы таким образом избежать нововведенного прогрессивного налога на прибыль. Экспорт галош охватывал весь мир, особенно Центральную Азию, где мусульмане летом и зимой ходили в легкой кожаной верхней обуви, которую у входа в мечеть по обычаю снимали. Они заменили эту верхнюю кожаную обувь галошами, поскольку преимуществом оных была непромокаемость и они не боялись ни дождя, ни снега. Товарищество выпускало также знаменитые резиновые шины для экипажей, что на московской мостовой было поистине благодеянием, а в последние годы – резиновые шины для автомобилей, все технические и санитарные резиновые товары – хоть куда, превосходного качества. За 25 лет Краузкопф и Утеман стали мультимиллионерами.

Краузкопф приобрел роскошное имение под Висбаденом и баронский титул – у кого, не знаю. Там он почти все время и жил. Утеман остался в Москве и позднее женил сына на дочери Краузкопфа853. Третьим в компании был Нейшеллер854, тоже крупный акционер товарищества. Вначале, когда Краузкопф и Утеман еще не были уверены в успехе, они заключили с Нейшеллером соглашение, что в России тот будет монопольным покупателем их галош, и срок действия этого контракта, по-моему, составлял 25 лет. Можете себе представить, сколько он на этом заработал; позднее дирекция выкупила эту привилегию за баснословную сумму, и Нейшеллер стал мультимиллионером. Участвовал в этом и голландец по фамилии ван дер Палс855 и тоже изрядно разбогател в Петербурге. Теперь в России хозяйничают большевики, и все это пошло коту под хвост, как говорят в России: «Россия села в галошу».

При всем Вашем интересе к банкирским домам России Вы вовсе не спрашиваете об «И. В. Юнкер и К° (Петербург и Москва)», а ведь они тоже играли по-своему немаловажную роль. Как банкирский дом они вышли на сцену только около 1870 года, а ранее были тем, что англичане называют shopkeeper, то есть торговцами. В Петербурге на углу Невского проспекта и Большой Конюшенной, а в Москве на Кузнецком Мосту они торговали различными бронзовыми и кожаными изделиями, тростями, мылом, парфюмерией и проч., то есть держали галантерейные магазины.

Я очень хорошо помню, как в 1868–1869 годах мы, дети, посещали этот магазин с нашим домашним учителем г-ном Густавом Гамманом из Любека, впоследствии редактором бульварной Moskauer Deutsche Zeitung856. В Москве номинальным руководителем был Луи Юнкер, муж Софии Адамовны Юнкер, урожденной Гивартовской857. Я говорю «номинальным», потому что бедняга много лет страдал душевной болезнью, жил и умер в сумасшедшем доме. Фактически фирмой руководили Карл Иванович Редер и Винтерфельдты858. Редер был женат на одной из петербургских Юнкеров859. Дела нередко заставляли их общаться с уличной публикой и проводить кой-какие