– Абсолютно ужасно, – продолжала Роза. – Я так робела, так скучала по дому, мне так было скверно с ним и с его окружением.

– Надо же! – воскликнула Вива, помолчав. – А как теперь? – Она ужасно огорчилась за Розу.

– Ну… – Роза опустила голову и теребила поводья, – в чем-то стало лучше – по крайней мере, в спальне – поначалу это казалось таким грубым.

Они расхохотались, и из кустов с криком вылетела куропатка.

– Ну, так все-таки лучше? – осторожно спросила Вива. – Ну, все остальное.

– Нет – хотя, только отчасти… – Роза колебалась. – Понимаешь, стало хуже. Гораздо хуже.

– Как?

– Ну… – Роза тяжело вздохнула. – Ты не возражаешь, если мы поговорим об этом?

– Конечно, нет, – солгала Вива, зная, что потом Роза пожалеет о своих откровениях.

– Случилась одна вещь. Ужасная. – Роза долго молчала, прежде чем смогла продолжать свою исповедь. – В Пуне. Как-то раз я пошла в клуб. Джек был в лагере, и в женской части бара были только я и еще несколько офицерских жен. Одна из них, миссис Хендерсон, заядлая старая сплетница, говорила особенно много гадостей про всех: как они плохо обращаются с прислугой, как мало отдыхают и так далее. Все было ужасно, ужасно скучно, и я почти не слушала ее. Но потом она, по-моему, специально, перевела разговор на мужчин и на то, какие они свиньи. Наступило какое-то особенное молчание, и все старались не глядеть на меня и казались смущенными. Момент был какой-то странный, и потом миссис Х. сказала: «Ох, неужели я влезу туда с моим шестидесятым размером?» Она была массивная, как тонна кирпичей. И все переменили тему.

Я была тогда такая наивная, что скоро забыла бы об этом или списала все на то, что миссис Х. все приукрашивает, но через пару вечеров я вошла в гостиную, а Джек читал там письмо и плакал. Когда я его спросила, почему он плачет, ну, ты знаешь Джека, хотя нет, конечно, не знаешь, но он иногда бывает ужасно честным. – Роза тяжело вздохнула. – Он мне сразу и признался.

– В чем?

– Что у него есть другая женщина.

– Ох, не может быть! – Вива взяла Розу за плечо. – Какой ужас. Это правда?

Ей не нужно было и спрашивать – красивый профиль Розы расплылся в горестной гримасе.

– Да, правда. Зря он признался мне; думаю, было бы лучше, если бы он все отрицал. И хотя там все закончилось, когда он женился на мне, все время, пока мы плыли на пароходе, он встречался с ней. Он оправдывается тем, что ему было трудно сказать «прощай». Поначалу я была в таком шоке, что молилась, чтобы ребенок умер, потом думала, что покончу с собой. Я понимаю, что это звучит смешно, но я была так далеко от дома, и все было ужасно.

– Это была какая-то знакомая женщина?

– Нет. – Роза то ли вздохнула, то ли всхлипнула. – Ее имя Сунита. Она индианка. Красивая, образованная бомбейская девушка. Когда я спросила его, любил ли он ее, он ответил, что испытывал к ней огромную благодарность, что она так многому научила его и вообще была очень хорошая. В общем, он любил ее.

– Ох, Роза, ну и дела.

– Да. – Роза гладила гнедую гриву своего пони и тяжело дышала. – Это были самые скверные дни в моей жизни, и я рада, что могу хоть с кем-то поделиться.

Лошадь шла шагом под деревьями, солнечный свет играл на лице Розы.

– Вот почему я в тот раз настояла, что поеду с вами в Ути. Но, приехав, чувствовала себя обманщицей. Я столько плакала, что удивляюсь, как не вымыла из себя слезами ребенка. А вы обе так радовались за меня.

– Ох, Роза. – Виве стало грустно. – Надо было все нам рассказать. Для чего тогда нужны подруги?

– Вива, – Роза посмотрела ей в глаза, – и это говоришь ты?

Вива сделала вид, что не слышала этих слов.

– Так что же ты сделала?

– Ну, еще никогда в жизни я не чувствовала себя такой несчастной. Я даже ненавидела его, хотя никогда в своей жизни не испытывала ни к кому ненависти, кроме одной жуткой девчонки в школе, которая всем делала гадости. Меня приводило в бешенство то, как он извинился передо мной, примерно так. – Роза изобразила мужской бас. – «Послушай, Роза, извини, но мужчины – это мужчины, и такие вещи случаются». И потом он долго дулся, как будто это я во всем виновата. Ох, я была в ярости. Нет, я вовсе не хотела, чтобы он ползал передо мной на коленях, но страшно обиделась. И хуже всего то, что я начала его реально любить. Не так, как в книгах или в театре, а в мелочах. Я любила, когда его рука обнимала меня в постели, любила кормить его обедом или ужином, даже беспокоиться о его запорах – он один из немногих моих знакомых в Индии, у кого случаются запоры, – не смейся, Вива, это так. – Она стряхнула на траву пот с конской шеи.

Когда они подъехали к озеру, три цапли улетели, хлопая крыльями. Расстелив коврик, Вива и Роза сели на него.

– Я надеюсь, ты не возражаешь, что я рассказываю тебе все это. – Роза немного побледнела.

– Дорогая, по-моему, ты очень храбрая, – ответила Вива. Сама она никогда бы не смогла рассказывать о себе вот так, вслух.

– В том, что я осталась с ним, нет никакой храбрости. – Роза сняла шлем и тряхнула волосами. – Что мне еще оставалось? Возвращаться в Хэмпшир, разведенной и беременной? Я бы разбила родителям сердце; к тому же в письмах я им писала, как все чудесно и здорово. На бедную маму столько всего обрушилось после войны – смерть брата, папина болезнь; мне хотелось, чтобы она радовалась хотя бы за меня. – Роза закрыла глаза, словно от боли. – Но ведь Джек не хотел меня обидеть.

– Он рассказывал о ней?

– Нет, точнее да, но только один раз, когда я настояла на этом. Он не мог сказать о ней ничего плохого. Пожалуй, я уважаю его за это. Но мне достаточно было взглянуть на его лицо, чтобы понять, что он любил ее, а может, и любит до сих пор.

Вива с удивлением покачала головой. Роза такая справедливая и честная.

– Я жутко ревновала – если бы не Фредди, не знаю, что бы я сделала. Сами роды были ужасными – потом я расскажу вам с Тори, не сейчас. Все случилось дома по неудачному стечению обстоятельств, далеко от госпиталя. В тот вечер Джек вернулся домой из патруля и, когда из дверей увидел меня с Фредди на руках, заплакал. Лег возле меня, попросил прощения и сказал, что будет заботиться о нас до конца своих дней. Слова такие старомодные и смешные, и так много значили, – но к тому времени, – Роза махнула рукой, словно отгоняла муху, – я в них не нуждалась. Все снова переменилось. Он лег рядом со мной, обнял меня, Фреди лежал у нас на груди, и когда я выглянула в окно и увидела, ну, как огромен мир – луна там, звезды, – я поняла, что никогда еще не жила такой полной жизнью. Мне даже трудно выразить это словами. Еще я знала, что если расстанусь с ним, то потеряю половину меня самой.

– Господи. – Вива была удивлена, что Роза действительно, кажется, рада. Сама бы Вива моментально бросила бы такого мужчину.