Потом от них потребовали экономнее расходовать дрова. Отныне горячий душ можно было принимать только раз в неделю, а остальное время умываться ледяной водой.

– Это бодрит, – сказал Таггард.

– Да, – согласился Маркус.

– И закаляет.

– Говорят.

Но так оно и было, он чувствовал себя прекрасно. Был здоровым, как никогда. Физические нагрузки действовали благотворно, по ночам он спал как камень, и хотя еда у них была никак не haute cuisine,[36]редко когда в жизни она казалась ему такой вкусной. Работа уже не утомляла, как вначале; ему даже казалось, что мускулы прибавили в объёме.

Однажды он заговорил с девушкой. Ничего особенного он ей не сказал. Только: «Привет», – когда вошёл, а она скребла в проходе сивую кобылу.

Она улыбнулась. Поощрительно. Волнующе. Вызывающе.

– Что, много возни с конями, а? – продолжил Маркус. Само сказалось. «Что это я такое сморозил!» – мысленно одёрнул он себя, как только эти слова сорвались с языка.

Она улыбнулась.

– Мне нравится.

– Это заметно.

Она, казалось, хотела что-то ответить, но закусила губу и принялась скрести с удвоенной энергией. Она и сама чем-то походила на лошадь. Такая же была… ядрёная. Такая же опасная, размашистая.

«Ладно, – подумал Маркус, так и не дождавшись ответа. – Ну и не надо».

И он занялся коровами, задавая им в ясли сена. Джек за минувшее время уже повысил его настолько, что ему было доверено вычищать из-под коров навоз и подстилать им свежей соломы. Неприятная работа, но ведь кто-то должен её делать. Кто-то делал её и до нефтяного шока. Ведь коровы и раньше не ходили в туалет, а по достижении забойного веса не шагали своим ходом к мяснику.

Никогда прежде он об этом не задумывался. Мясо – это был продукт, запакованный в пластик, снабжённый этикеткой с ценой и сроком годности и выложенный в холодильной витрине. Или кусок мяса просто попадал к нему на стол уже готовым, на тарелке.

Вот ведь, оказывается, ценишь только то, чего уже лишился! Какую же он вёл удобную, приятную, волнующую и привилегированную жизнь, даже не осознавая этого. И был постоянно недоволен своим положением, мечтая о том, как всё будет потом, когда он станет председателем совета директоров. Миллиардером. Обладателем «Феррари», роскошной виллы и собственного самолёта. И чего-то там ещё.

А теперь он был начинающий скотник. От миллионера к посудомойщику, так сказать.

Он управился с коровами и собирался уходить, и тут она его окликнула:

– Эй!

Он остановился.

– Ну?

– Хочешь пойти на обед?

До сих пор на обед Маркус съедал лишь пару бутербродов, прихваченных с собой из дома.

– Да. И куда же?

– В главный дом.

Он понятия не имел, о чём она.

– О'кей. Если ты возьмёшь меня с собой.

Она вышла из лошадиного стойла, заперла его на задвижку и позвала:

– Идём.

Они помыли руки рядышком у длинной стальной раковины. Две тоненькие струйки воды падали в поддон, такие холодные, что мыло толком не мылилось, а руки сразу краснели. Из-за этого у Маркуса, когда они уже отправились, осталось чувство, что от него ещё воняет.

– Как тебя зовут? – спросила она и добавила: – Чтобы я могла тебя представить.

– Марк, – сказал Маркус.

– А меня – Ребекка.

– Красивое имя. – Это вырвалось у него тоже само собой. Рефлекс, наработанный в студенческие времена завязывания знакомств? Нет, тогда не говорили так.

– Тебе нравится? – Она по-настоящему обрадовалась. Они перешли через дорогу и направились к большому дому возле церкви. Несмотря на глубокий снег, они шагали чуть ли не вприпрыжку. – Знаешь, я думаю, ты совсем не такой, как все говорят.

Маркус насторожился.

– Да? А как все говорят?

– Ну, что ты явился на готовое, дом здесь не покупал, ничего не умеешь. И хочешь выжить за наш счёт. Многие считают, что это несправедливо.

Маркус задумался.

– А может, это Божья милость, такое никому не приходит в голову?

Эта мысль, казалось, озадачила её.

– Нет, – засмеялась она.

«Видимо, – подумал Маркус, – все тут ходят в церковь, но лишь делают вид, что веруют».

Главный дом встретил их ароматом жаркого, картофеля и приправ, едва они прошли в просторную столовую. На столах стояли плетёные корзиночки с приборами и матерчатыми салфетками, люди сидели на скамьях.

– Я привела Марка, – объявила Ребекка всем, кто здесь уже был. – Он работает в коровнике.

Все вокруг закивали, его окинули любопытными взглядами, но были среди них и критические, и он не смог понять, к кому они относились.

Они сели на край скамьи. Маркус быстро огляделся. Тут были одни женщины, преимущественно пожилые. Некоторые, пожалуй, и к моменту основания деревни не были молоденькими. Они сидели на стульях вдоль стены и – вязали. Носки, увидел Маркус, и нижнее бельё. Он оторопел, представив себе толстые, связанные из узловатой овечьей шерсти кальсоны. И поклялся, что научится штопать и латать своё бельё и следить за ним, чтоб оно носилось как можно дольше.

– Здесь что, едят только женщины? – шёпотом спросил он Ребекку.

Она отрицательно помотала головой и пояснила:

– Мужчины сейчас придут.

Первый явился тут же, будто только и ждал её слов; комбинезон его был в опилках. Он побалагурил с несколькими женщинами у входа, сел, и дверь уже не закрывалась. Не прошло и пяти минут, как столовая наполнилась людьми.

Четыре женщины прикатили из кухни сервировочные тележки и перед каждым поставили по полной тарелке. Аромат, исходивший от еды, на время лишил Маркуса дара речи. Впервые в жизни он на собственной шкуре почувствовал, что значит выражение «слюнки потекли».

Никто пока не начинал есть, и Маркус тоже выжидал, хотя ему это дорогого стоило. Как только разнесли все тарелки, кто-то произнёс короткую молитву, в которой опять были помянуты те, кто после «краха», как это называлось, жил не так хорошо, и все наконец взялись за ножи и вилки.

Это был просто кусок жареного мяса с картофелем и разными овощами под белым соусом, но вкусно было необыкновенно. Если ради того, чтобы и впредь наслаждаться такой кухней, придётся носить вязаные кальсоны, то об этом (решил в эту минуту Маркус), возможно, стоило подумать.

Первые минуты еды проходили молча, потом тут и там завязались приглушённые разговоры, и вскоре воцарился уровень шума, обычный для столовых. После чего Ребекка спросила: