устал, — проговорил он. — Уже звонят. Мне нужно отдохнуть.

Колокол продолжал гудеть; появились привратники, звеня связками огромных ключей. Несколько минут спустя в саду был слышен лишь скрежет запираемых замков. У каждого биржевика был свой замок, и нераспроданные или необмененные товары оставались на ночь в клетушках. Охранники поторапливали тех, кто еще не ушел.

Наши спекулянты — Навайль, Таранн, Ориоль и Ко, — сняв шляпы, окружили Гонзаго. Принц неотрывно смотрел на горбуна, который сидел на земле у дверей своей будки и, казалось, не собирался никуда уходить. Он мирно пересчитывал содержимое своей кожаной сумы и — по крайней мере, с виду — получал от этого занятия огромное удовольствие.

— Утром мы заходили осведомиться о вашем здоровье, кузен, — сообщил Навайль.

— И были счастливы узнать, — добавил Носе, — что вы не чувствовали особой усталости после вчерашнего праздника.

— Кое от чего устаешь гораздо сильнее, нежели от удовольствий, господа. От тревоги, к примеру.

— Да уж, — проговорил Ориоль, во что бы то ни стало жаждавший вставить и свое словечко. — Да уж, тревога… Я-то знаю… Когда человек озабочен…

Обычно Гонзаго изображал из себя славного малого и приходил на помощь запутавшемуся придворному, но на сей раз он позволил Ориолю потерять нить рассуждений.

Горбун сидел и улыбался. Закончив считать деньги, он загнул верх своей сумы и тщательно завязал ее веревкой. После этого он полез было в свою конуру.

— Постой, Иона, — остановил его привратник, — ты что, собираешься здесь ночевать?

— Да, друг мой, — ответил горбун, — я принес сюда все, что нужно.

Привратник расхохотался. Его примеру последовали и развеселые господа, один принц Гонзаго оставался необычайно серьезен.

— Хватит! — отрезал страж. — Довольно шутить, недомерок! Убирайся отсюда, и поживее!

Горбун захлопнул дверь у него перед носом.

Стражник принялся колотить в нее ногою, тогда горбун высунул свое бледное лицо в круглое окошко под крышей.

— Справедливости, ваша светлость! — воскликнул он.

— Справедливости! — принялись вторить ему весельчаки.

— Жаль, что здесь нет Шаверни, — заметил Навайль. — Мы поручили бы ему вынести столь важный приговор.

Гонзаго поднял руку, призывая к молчанию:

— Каждый должен покинуть этот сад, когда звонят в колокол. Таково правило.

— Ваша светлость, — ответствовал Эзоп II, он же Иона, по-деловому и четко, словно адвокат, высказывающий свое мнение, — если изволите обратить внимание, у меня здесь положение иное, нежели у других. Другие не взяли внаем конуру вашей собаки.

— Неплохо придумано! — воскликнули одни.

— Но кто это докажет? — усомнились другие.

— Медор, — ответил горбун. — Скажите, разве он не ночевал всегда в своей конуре?

— Остроумно! И весьма!

— Если, как я могу с легкостью доказать, Медор ночевал в конуре, то я, завладевший посредством суммы в тридцать тысяч ливров его правами и привилегиями, буду поступать так же, как он, и не уйду отсюда, если только меня не выставят силой.

На этот раз Гонзаго тоже улыбнулся и выразил свое согласие величавым кивком. Сторож ушел.

— Поди сюда, — приказал принц.

Покинув свою конуру, Иона приблизился и поклонился, как истинно светский человек.

— Почему ты хочешь там поселиться? — осведомился Гонзаго.

— Потому что место здесь надежное, а у меня водятся деньжата.

— Ты полагаешь, что наем конуры — дело для тебя выгодное?

— Золотое дно, ваше высочество, я знал это заранее.

Гонзаго положил ладонь ему на плечо. Горбун тихонько вскрикнул от боли.

Ночью было точно так же, в передней покоев регента.

— Что с тобой? — удивленно спросил принц.

— Бальный сувенир, ваше высочество, страшная ломота.

— Он слишком много танцевал, — не преминули заметить шутники.

Гонзаго повернулся и с презрением оглядел их.

— Вы расположены к насмешкам, господа, — проговорил он, — и я, быть может, тоже. Но как бы нам не оказаться в луже — очень возможно, что это он будет над нами смеяться.

— Ах, ваше высочество… — скромно потупился Иона.

— Я скажу вам, господа, то, что думаю, — продолжал Гонзаго. — Главный над вами — он.

Все хотели было запротестовать, однако сдержались.

— Да, он будет вами повелевать! — повторил принц. — Он один принес мне больше пользы, чем вы все, вместе взятые. Он пообещал, что господин де Лагардер появится на балу у регента, и тот появился.

— Если бы вы, ваше высочество, изволили поручить нам… — начал Ориоль.

— Господа, — не удостоив его ответом, продолжал Гонзаго, — Лагардера ходить по струнке не заставишь. Не хотелось бы мне, чтобы вскоре нам снова пришлось в этом убедиться.

Приближенные смотрели на принца вопросительно.

— Мы можем говорить друг с другом без обиняков, — сказал Гонзаго. — Мне хочется приблизить к себе этого молодца, я ему доверяю.

При этих словах горбун надулся от гордости. Принц продолжал:

— Я ему доверяю и скажу ему то же, что сказал бы и вам: если Лагардер жив, нам всем угрожает смертельная опасность.

Воцарилось молчание. Самым изумленным из всех присутствующих выглядел горбун.

— Значит, вы позволили ему ускользнуть? — прошептал он.

— Пока не знаю, что-то мои люди запаздывают. Я не в своей тарелке. Я много бы дал, чтобы знать, какой линии мне держаться.

Стоявшие вокруг принца финансисты и дворяне пытались придать своим лицам выражение решимости. Среди них были и люди отважные: Навайль, Шуази, Носе, Жиронн и Монтобер уже имели случай доказать это. Однако трое откупщиков, в особенности Ориоль, побелели, а барон фон Батц — тот даже позеленел.

— Нас, слава богу, немало, и мы достаточно сильны… — начал Навайль.

— Вы не понимаете, о чем говорите, — перебил его Гонзаго. — И я желаю, чтобы никто из нас не дрожал сильнее меня, если он решится нанести нам удар.

— Боже милостивый! Ваша светлость! — послышалось со всех сторон. — Мы всецело в вашем распоряжении!

— Мне это прекрасно известно, господа, — сухо отозвался принц, — ведь я сам это и устроил.

Если кто-нибудь и остался недоволен ответом, то вида не подал.

— А пока уладим кое-какие долги. Друг мой, вы оказали нам большую услугу.

— Да о чем вы, ваша светлость?

— Не нужно скромничать, прошу вас. Вы славно потрудились, и теперь вправе просить вознаграждения.

Горбун принялся теребить свою кожаную суму, которую все еще держал в руках.

— Да право же, не стоит, ваша светлость.

— Разрази меня гром! — воскликнул Гонзаго. — Ты хочешь сказать, что плата будет слишком высока?

Горбун посмотрел ему в глаза, но ничего не ответил.

— Я уже говорил, друг мой, — продолжал принц, начиная раздражаться, — что мне ничего не нужно за так. Я считаю, что бесплатная услуга стоит слишком дорого: за ней кроется предательство. Ты будешь вознагражден, я так хочу.

— Ну-ка, Иона, — в один голос завопила компания, — выскажи свое желание! Уж кто-кто, а ты придумаешь что-нибудь эдакое!

— Я готов, раз вы этого требуете, ваша светлость, — сгорая