(9) Редко настоящие флоты сражались с таким пылом – бились ведь за нечто большее, чем своя жизнь: (10) тарентинцы стремились отвоевать у римлян свой город, которым те владели почти сто лет[727], освободить крепость, отрезать подвоз продовольствия и, победив в морском сражении, стать хозяевами на море; (11) римляне же хотели удержать крепость и доказать, что Тарент отнят был у них не мечом и доблестью, а изменой и предательством.

(12) С обеих сторон был подан сигнал; корабли ударились носами и уже не могли расцепиться; корабль захватывали железным крюком, и тут уже стрел не требовалось: сражались врукопашную.

(13) Носы, сцепившись, не двигались; кормы приходили в круговое движение, сообщаемое им вражескими гребцами. Корабли на узком пространстве сбились в кучу; вряд ли хоть одно копье зря упало в море; корабли шли, как пехота, в лобовую атаку, и бойцы свободно переходили с корабля на корабль.

(14) Замечательна была схватка двух кораблей, возглавлявших флоты. Римским кораблем командовал сам Квинкций, а тарентским – Никон, по прозвищу Перкон, (15) ненавистный римлянам и ненавидевший их не просто как враг, но и как один из предателей, сдавший Тарент Ганнибалу.

(16) Квинкций и сражался и ободрял своих солдат, но не остерегся, и Никон пронзил его копьем, и Квинкций, как был с оружием, упал за борт перед корабельным носом.

(17) Команда, потеряв вождя, растерялась, победитель-тарентинец быстро перешел на римский корабль, потеснил врагов и овладел носовой частью корабля; сбившиеся на корме римляне защищались плохо. Вдруг со стороны кормы появилась другая вражеская трирема; так с двух сторон и захватывают враги римский корабль.

(18) Ужас обуял солдат, когда они увидели, что взят корабль военачальника; началось беспорядочное бегство: одни суда затонули в открытом море, другие, причалившие к берегу, вскоре стали добычей жителей Фурий и Метапонта. (19) Из грузовых судов, следовавших с провиантом, врагам достались немногие; другие, ставя паруса по ветру, ушли в открытое море.

(20) Совсем не так хорошо в те же дни шли дела у тарентинцев на суше. Около четырех тысяч человек вышли из города и разбрелись во все стороны, грабя поля. (21) Ливий, командовавший крепостью и римским гарнизоном и настороженно выжидавший счастливого случая, выслал из крепости Гая Персия, храброго солдата, во главе двух с половиной тысяч воинов.

(22) Тот напал на разбредшихся повсюду людей. Долго длилась бойня; лишь немногих, опрометью бежавших, загнал Персий в городские полураскрытые ворота; и город едва не был тут же захвачен.

(23) Так уравнялись успехи сторон под Тарентом: римляне победили на суше, тарентинцы – на море. И те и другие одинаково обманулись в расчетах на хлеб, который вот-вот должен был им достаться.

40. (1) Тогда же консул Левин почти уже к концу года прибыл в Сицилию; старые и новые союзники его ожидали. Левин счел нужным прекратить неурядицу и привести все дела в порядок в замиренных незадолго до того Сиракузах. (2) Затем он повел легионы на Агригент – последний оплот войны, – где засел сильный карфагенский гарнизон. Фортуна благоприятствовала замыслу Левина.

(3) Командующим у карфагенян был Ганнон, но вся надежда у них была на Муттина и нумидийцев. (4) Муттин бродил по всей Сицилии, грабя римских союзников; и ни силой, ни хитростью не удавалось отрезать его от Агригента, не дать прорваться, где бы ему ни захотелось.

(5) Слава Муттина затмевала славу военачальника, который возненавидел его. Даже успехи были ему из-за Муттина не в радость. (6) Под конец он назначил на место Муттина своего сына, рассчитывая, что, лишенный власти, Муттин лишится и влияния на нумидийцев.

(7) Вышло совсем иное: он стал им еще дороже, потому что Ганнон его ненавидел. Не вынеся несправедливостей и обиды, Муттин тайно отправил к Левину послов – переговорить о выдаче Агригента. (8) Доверие было установлено, сговорились о порядке действий: когда нумидийцы займут ворота со стороны моря[728], прогнав или перебив караульных, они впустят в город римлян.

(9) Римский отряд с гамом и топотом вступал уже в центр города, на форум, когда Ганнон решил, что это возмутились нумидийцы (такое случалось и раньше). Он отправился усмирять мятеж, (10) но издали увидел: людей что-то больше, чем нумидийцев; уловил звук слишком знакомого крика римлян – и кинулся бежать, пока еще было можно.

(11) Он был выпущен через противоположные ворота к морю; с ним были Эпикид и немногочисленная охрана. По счастью, нашлось маленькое суденышко, на котором они и переправились в Африку, оставив врагам Сицилию, из-за которой столько лет сражались.

(12) Оставшаяся толпа карфагенян и сицилийцев даже не пыталась сражаться, а кинулась опрометью бежать. Их перебили возле запертых ворот: уйти было некуда.

(13) Взяв город, Левин главных должностных лиц Агригента казнил, остальных продал вместе с добычей, а все деньги отослал в Рим.

(14) Весть о постигшем Агригент бедствии обошла всю Сицилию; все вдруг стало благоприятствовать римлянам: вскоре им изменнически было выдано двадцать городов, шесть взято приступом, около сорока сдалось добровольно.

(15) Их правителей и старейшин консул наградил или покарал, как они того заслужили; сицилийцев принудил бросить оружие и заняться земледелием, (16) чтобы плодородный остров не только кормил свое население, но чтобы и в Риме, да и по всей Италии, жизнь стала дешевле; ведь так бывало уже много раз.

Из Агафирны[729] он увел в Италию беспорядочную толпу в четыре тысячи человек; (17) это был всевозможный сброд: изгнанники, должники, много преступников, нарушивших законы своих государств. В Агафирне все они собрались случайно; но участь их была одинаковой – они кое-как перебивались, живя воровством и разбоем.

(18) Левин решил, что на острове, только что замиренном, еще не набравшемся сил, опасно оставлять этих людей, всегда что-то злоумышлявших, а в Регии они пригодятся: там подыскивают шайку разбойников, чтобы опустошать Бруттий. Война в Сицилии в этом году была завершена.

41. (1) В Испании Публий Сципион в начале весны спустил суда на воду, созвал указом в Тарракон вспомогательные отряды союзников, велел флоту и грузовым судам идти в устье реки Ибер, а легионам – выступить из зимних лагерей и собраться там же.

(2) Сам он с пятью тысячами союзников отправился из Тарракона к войску; придя туда, он созвал солдат и, обращаясь прежде всего к старым воинам, выдержавшим столько бедствий, начал свою речь: (3) «Ни один из предшествовавших мне командующих не имел возможности благодарить – по праву и по заслугам – своих солдат, еще не проверив, каковы они в бою; (4) я же по воле судьбы обязан, не ознакомившись еще ни с провинцией, ни с лагерем, обратиться к вам со словами благодарности: вы были верны отцу моему и дяде, живым и мертвым; (5) власть над провинцией, утраченную после такого поражения, вы своей доблестью вернули во всей полноте римскому народу и мне, их преемнику.