Дилби отпустил Китти, и та прислонилась к стене – она тоже ничего не понимала:

– Квартира мистера Карниворри? Но как она нам поможет?

Констебль хрустнул пальцами, а затем со всей силы ударил дверь плечом. Дверь устояла – кажется, мистеру Дилби было больнее, чем ей.

– Я не очень-то умею выбивать двери, – сконфуженно признался он, потирая плечо.

– Попробуйте еще раз! – подбодрил Джаспер. – Все получится!

Констебль попытался снова. На этот раз дверь отозвалась треском. Теперь даже Джон Дилби поверил в себя. Он отошел на пару шагов, а затем ринулся к двери и врезался в нее. Замок и верхняя петля вылетели, дверь провалилась внутрь.

Джаспер радостно заголосил:

– Вышло! Вышло! Я же говорил!

– Ни одна дверь не устоит перед напором габенской полиции! – важно заметил Дилби, со значением вскинув указательный палец.

Мальчик первым вошел в квартиру мистера Карниворри. Дилби, придерживая Китти, последовал за ним.

– Куда теперь? – спросил констебль.

Джаспер отодвинув портьеру и провел спутников в кабинет. Остановившись у двери потайного хода, он затаил дыхание. Опасаясь, как бы лестница не оказалась заваленной, он повернул ручку. Скрипнули петли.

За дверью в темноту уходили ступени. Судя по всему, разрушения в доме лестницу пока не коснулись. Оставалось надеяться, что и коридор внизу уцелел.

– Что это такое? – спросила Китти.

– Тайный ход наружу, – ответил Джаспер. – Я его нашел, когда следил за профессором Грантом.

– Профессором Грантом?

– Мистером Карниворри.

– Что? – пораженно выдохнула Китти. – Но он ведь давно мертв!

Джаспер покачал головой.

– Я все тебе расскажу, когда мы освободим Полли и окажемся в безопасности.

Мальчик ступил на лестницу. Его спутники шагнули за ним. Тайный подземный ход проглотил их.

***

Скрюченные корни затянули под себя одного из констеблей, но сержант Кручинс не обратил на это внимания. Он шагал к мухоловке, задрав голову, и в его сознании пульсировала лишь одна мысль: «Сладость…» Он не заметил, как на пустырь выехали четыре черных «Трудса».

Экипажи остановились у стены выходящего окнами на канал дома, и из них посыпали люди. Важные джентльмены (кто в цилиндре, кто – в тропическом пробковом шлеме) все были в противоудушливых масках-респираторах.

Не сговариваясь, новоприбывшие одним движением бросили к глазам короткие подзорные трубы, нацелив их на голову монстра, в пасти которого в этот момент с хрустом перемалывался какой-то старик.

– Это и правда… растение?! – воскликнул один из джентльменов. – Глаза меня не обманывают, господа?!

– Кажется, двенадцатый бокал шерри был лишним! – поддержал еще один.

– Пемброуз был прав!

– Подумать только! Сэр Бреккенфорт!

Дверца одного из экипажей открылась, и в грязь пустыря ступил самый важный по виду господин из прибывших, обладатель пышных седых бакенбард.

Господин учредитель Клуба охотников-путешественников вытянул руку, и его помощник, парнишка лет семнадцати, выскочивший из экипажа следом за ним, вложил в нее подзорную трубу.

Не отрывая взгляда от окуляра, сэр Бреккенфорт, велел:

– Мартин, мелодия № 5!

– Слушаюсь, сэр!

Парнишка нырнул в экипаж, и в следующее мгновение появился снова с небольшим походным столиком. Установив его возле сэра Бреккенфорта, он взгромоздил сверху граммофон и запустил пластинку. В воздух из медного раструба полился «Колониальный вальс».

Глава Клуба убрал подзорную трубу и повернулся к охотникам.

– Джентльмены! – сказал он спокойно и размеренно, словно в сотне шагов от них не было никакой твари и не творилась кошмарная бойня. – Наш собрат и верный друг сэр Пемброуз призвал Клуб на помощь, и Клуб ответил на призыв! То, с чем мы столкнулись сегодня, бесспорно войдет в историю нашего общества, не только как охота на, не побоюсь этого слова, уникального зверя, но и как признание ошибок. В своей беспечности, в своем снисхождении к предостережениям дорогого сэра Пемброуза, Клуб запятнал свою честь. Но мы ее очистим! Я не буду призывать к вашей храбрости, я призываю к вашему азарту. Как мы можем видеть, это не простой эйланский тигр или хартумский лев, но я верю, что каждый из вас докажет делом свое право носить гербовый перстень нашего славного общества. Итак, господа, своим словом учредителя Клуба охотников-путешественников Габена я открываю охоту на это… гм… существо. Джентльмен, который добудет язык твари, получит премию в тысячу фунтов из фонда Клуба и будет отмечен в коридоре почета! Да начнется охота!

Речь, произнесенная сэром Бреккенфортом, в данных обстоятельствах любому постороннему могла бы показаться неуместной, чрезмерно формальной и напыщенной, но члены Клуба, приверженцы консервативных взглядов и традиций, внимали каждому слову с восторгом и трепетом.

Когда глава Клуба договорил, охотники загудели и, расчехляя оружие, прямо на месте принялись заключать пари.

– Награда моя! – воскликнул один из охотников, устанавливая длинноствольную винтовку на распорку-трость.

– Это мы еще поглядим! – ответил другой, включая своих механических псов; глаза автоматонов зажглись, из металлических пастей вырвался машинный лай. – Фрэнки, Дерберт! Ату! Ату мухоловку!

А затем к царящему на пустыре рокоту, лаю и звукам «Колониального Вальса» добавились выстрелы.

Сэр Бреккенфорт, с виду расслабленный и крайне хладнокровный так, словно был не на пустыре, где огромная тварь пожирала людей, а на чаепитии, прокашлялся, размял пальцы, повел шеей и бросил помощнику:

– Мартин, мой «Слонобой»!

Парнишка достал из экипажа длинный футляр с витой надписью «Холланд» на крышке, открыл его и принялся умело собирать винтовку.

Между тем мухоловка прервала свой пир. Пули, вылетающие из охотничьих штуцеров, били без промаха, вонзаясь в ее голову, пробивая в ней дыры. Из чудовищной пасти вырвался рев. Тварь дернулась и поползла к охотникам, давя подступивших к ней людей.

– Прошу, сэр! – Мартин вручил тяжеленную винтовку старику и принялся раскладывать походный чайный варитель.

Сэр Бреккенфорт сказал:

– Пожалуй, сейчас стоит добавить в чашку три кубика сахара, Мартин.

После чего поднял винтовку и прицелился.

***

Прогремел выстрел. Эхо от него донеслось даже до площади Неми-Дрё. Когда рокот прошел над улочками и крышами, многие добропорядочные жители Габена подумали, что вот теперь уж точно началась война.

Они стояли у окон своих квартир, выглядывая из них и гадая, что же происходит на самом деле. Еще когда только стемнело, до главной площади Тремпл-Толл донесся рев полицейских сирен – вся восточная часть Саквояжного района выла и стонала, сигнальные тумбы чуть подпрыгивали на своих местах, а трубы качались, выплевывая в темное небо звуки тревоги.