— Нет, спать! — Альк поскорее зажал ей рот ладонью.

— У-у-у…

— Жар, возьми ее. — Саврянин спустил брыкающуюся девушку в руки спешившемуся вору.

Рыска, мигом забыв про прерванный полет души, обхватила друга за шею.

— Ты тоже шатаешься, — укоризненно заметила девушка. — Перебрал, да?

— Ага, — мужественно подтвердил Жар, дотаскивая ее до стога и укладывая в рыхлый соломенный ворох. — Давай отпускай меня!

— Не хочу. — Рыска, дурачась, чмокнула его в нос. — Ты такой милый!

— Ты тоже милая, но давай я пойду коров расседлаю, ага?

Девушка нехотя разжала руки:

— А потом мы попоем?

— Обязательно, — поклялся Жар. — И попоем, и спляшем, ты только отдохни немножко.

— Хорошо, — послушно согласилась Рыска, — мне о-о-очень хорошо!

…Когда мужчины вернулись к стогу с покрывалами, девушка уже спала, со счастливым лицом расплывшись щекой по ладошке.

— Я — славный, — иронично сообщил Альк.

— А я милый. — Жар с нежностью поглядел на подружку.

— Я еще и красивый. Значит, я первый.

Вор шутливо отпихнул саврянина плечом, тот ответил, и приятели, обменявшись тремя-четырьмя тумаками, тоже стали устраиваться на ночлег.

* * *

Рыска проснулась с противно гудящей головой — будто та превратилась в колокол, и внутри от каждого движения качается тяжелое литое било. Очень хотелось пить, но девушка еще долго лежала бы, тупо глядя в соломенный свод подкопанного сбоку стога, если б не пришел Альк. Он опустился на колени, погладил оголенное девичье плечико и нежно прошептал:

— Может, повторим?

Рыска вылетела из-под стога, как змеей укушенная. И обнаружила, что с нее еще и штаны спадают — пояс распущен.

— Ну что, проснулась? — добродушно спросил Жар. В волосах у него тоже там-сям торчали соломинки, с одежды уже почти все счистил.

— А… — Девушка затравленно оглянулась, придерживая одной рукой штаны, другой ворот. Альк привалился к стогу, вид у саврянина был довольнющий, в зубах травинка с колоском.

— Это я развязал, — пояснил вор, — чтоб не давило. И башмаки снял, вон стоят.

— А он!!! — Рыска задохнулась от возмущения.

— Что — я? — невинно уточнил саврянин. — Всего лишь предложил опохмелиться.

— Мне? Зачем?! — Девушка внезапно вспомнила, что вчера было. Обрывочно, но ей хватило. — Ой… Ой мамочки…

— А народные танцы тебе лучше бальных удаются, — заметил Альк. — Особенно на столе.

— Ну она туда не первая влезла, — встал на защиту подруги Жар.

— Зато свалилась первая.

— Зато ее там не было, когда он проломился под остальными!

— Да, это было впечатляюще, — признал саврянин. — Кстати, что за идиот попытался подхватить тетку?

— Кажется, ее младший сын.

— И после этого она еще надеется его женить?

Рыску их обмен приятными воспоминаниями ничуть не утешил.

— О Божиня, что же савряне обо мне подумали?! — простонала она, кое-как завязав пояс и схватившись за голову.

Альк перекинул травинку в другой угол рта:

— Судя по состоянию большинства — «какая милая, славная девушка!». Если уж ты меня красавцем назвала…

— Не могла я такого сказать! — Девушка с надеждой повернулась к Жару, ожидая, что тот развенчает очередную шуточку белокосого, но вор смущенно отвел глаза.

— Да ладно тебе, — проворчал он, — застолье как застолье. Утром никто и не вспомнит, кто в «поленце» выиграл.

— А кто?!

— Не помню, — соврал Жар. — На-ка вот, подлечись действительно. А то аж зеленая вся. — Парень протянул Рыске знакомую оплетенную бутылку, но девушка испуганно шарахнулась: больше ни капли! Никогда в жизни!! Потом спохватилась:

— Как тебе не стыдно?! Они к нам со всей душой, а ты…

— Какая разница — там мы ее выпили бы или с собой прихватили? — изумился Жар. — Это же все равно для нас поставили!

Альк взял у него бутылку, отхлебнул и поморщился.

— Завтракать, я так понимаю, никто не хочет? Тогда поехали.

Пока мужчины седлали коров, Рыска стояла в сторонке тихая и пришибленная, все еще переживая из-за вчерашнего. Жар поднял ее котомки, собираясь перекинуть через Милкину спину, но левый вьюк показался ему подозрительно тощим. Вор по праву близкого друга заглянул внутрь, поворошил вещи.

— Рыска, а подвенечное платье где?!

— Платье? — отстраненно переспросила девушка. — Какое платье? Ой! Я же в него ребенка завернула и поясом обвязала… Так вместе и отдала.

— Вернемся? — Жар, не дожидаясь ответа, повернулся к веске. Она была еще видна, дымки из труб ткались в маленькое сизое облачко, уползавшее к востоку.

Но Рыска неожиданно помотала головой и, подняв на друга измученные, запавшие глаза, пояснила:

— Какое-то оно уже не шибко новое для подвенечного. И вместо седла лежало, и топтали его, и костерным дымом насквозь провоняло… А на пеленки в самый раз сгодится.

— Все равно труда жалко! — Жар расстроился чуть ли не больше подруги. — Ты ж его столько вышивала…

— Ничего, другое вышью.

«Было бы еще для кого, — уныло подумала Рыска, взбираясь на корову. — Кому я, дура такая, нужна…»

При звуках тихой нежной музыки крысы задирают морды и пощелкивают зубами от удовольствия.

Там же

На въезде в столицу досмотр оказался не в пример дотошнее обычного. Местным приходилось показывать знак жителя, бляху на цепочке (даже у нищих такие были, медные), чужаков же не только обыскивали, но и допрашивали — как звать, зачем приехал, надолго ли? — записывая все в толстенную книгу. Покидать город надлежало через те же ворота, сверяясь с записями.

К ринтарцам стражники прицепились, как два репья к коровьему хвосту. То ли из подозрительности, то ли желая содрать побольше. Назовись Альк полным именем — и с господином Хаскилем без вопросов пропустили бы даже десяток вооруженных до зубов головорезов, но это было бы несусветной глупостью. Саврянин, напротив, надеялся, что его никто не узнает. Семь лет все-таки прошло, холеный розовощекий юнец превратился в матерого, широкоплечего и жилистого мужчину.

Но когда стражники придрались к мечам, собираясь оставить их себе «до выяснения, не краденые ли — уж больно хороши для таких бродяг», терпение Алька лопнуло.

— Это мои. — Саврянин властно положил руку на ножны. — Путникам дозволяется въезжать в город с оружием. И нигде не написано, что оно должно быть плохим.