не был методом философским. Всё же оппонентами было сделано несколько попыток свести В. В. на почву логики.

С. А. Аскольдов правильно указал на смешение исторической Церкви с христианством и с Церковью мистической. Свящ. Аггеев пытался уяснить, почему Розанов считает христианство неудавшимся и что он понимает под Церковью – один только клир или и верующих мирян. Но ответы Розанова только запутали дело. Оказалось, что он нападает только на клир, но смешивает его с Церковью нарочно. «Нужно начать жестоко судить, иначе мы не получим правды».

После очень интересного диалога свящ. Аггеева с Розановым, где были затронуты вопросы об искуплении, об отношении Нового Завета к Ветхому, говорил арх. Михаил. Его ораторские приёмы, его судьба, хорошо известная публике, нотки страдания в голосе заставили публику особенно внимательно выслушать его. В своей большой речи арх. Михаил в дополнение к реферату привёл несколько исторических фактов из серии подлогов и преступлений Русской Церкви. Как возможны такие факты в Церкви, спрашивал арх. Михаил. Мы должны с дерзновением спросить Бога, что нам делать, должны обратиться к Христу с такими словами: «Неведомый нам Христос, Ты должен открыть нам Себя. Ты неведом нам, но мы Тебя желаем, поэтому дай нам Себя».

После о. Михаила выступали другие ораторы, возражали Розанову с самых разнообразных точек зрения. Не раздалось только ни одного голоса в защиту Русской Церкви.

На первых двух собраниях подтвердилось то, что сказал в своей вступительной речи А. В. Карташёв. Главным делом Общества будет, вероятно, уяснение тех разногласий, которые существуют среди различных религиозных течений русского общества. «Мережковисты» будут предлагать вопросы православным, «московская группа» будет спорить с «мережковистами», а философы будут делать попытки свести и тех и других на логическую почву. Русское религиозное движение состоит из такой массы отдельных течений, причём многие из них представлены только единичными лицами, что априори хочется предположить здесь просто недоразумение, невыясненность точек зрения, недоговорённость. Если же, после встреч и разговоров в Обществе и около него, течения эти ещё более разойдутся, то расхождение это будет иметь то преимущество, что оно будет вполне сознательным и окончательным.

Мировое значение аскетического христианства[39]

Предлагаемый доклад представляет попытку осмыслить два противоположные, на первый взгляд, утверждения, примирить два как бы различные религиозные восприятия.

Когда вдумываешься в эпоху первых веков христианства или слышишь противников отшельничества, затвора, противопоставляющих мрачному, чёрному аскетизму радостный, светлый лик христианских общин первых веков, чувствуешь всегда, что правда на стороне тех, кто утверждает подлинность религиозную за первоначальным христианством693.

И в то же время, когда вчитываешься в творения представителей самого крайнего аскетизма или слышишь его защитников, также не можешь не признать, что и здесь есть какая-то правда.

А между тем совершенно ясно, что Антоний Великий и Макарий Египетский694 представляют из себя нечто совершенно иное, чем те христиане, которые в своих катакомбах рисовали Христа, благословляющего новобрачных695.

В чём же правда этих различных религиозных эпох? Как осмыслить соотношение между тем и другим? В чём утверждать мировое значение аскетического христианства, чтобы примирить чувство правды по отношению и аскетизма, и первоначального христианства?

* * *

Жизнь человеческая полна глубочайших внутренних противоречий, полна борением самых противоположных, враждебных стихий. Вот почему так грубо-ошибочно почти всякое суждение о живом человеке: здесь временное состояние духа его, беспрерывно находящееся в движении, возводится на степень статического состояния. Индивидуальные различия бесконечны. Один колеблется от святости до преступленья, другой от житейских грехов до житейской порядочности – но всё же столкновениями противоположных сил исполнена жизнь нашего духа. Христианин воспринимает жизнь человека как мировую тяжбу за некоторую абсолютную ценность. Человек – герой мировой трагедии, которая заложена в самую основу мироздания.

Жизнь – не гармоничный аккорд, а бурный, душу надрывающий диссонанс696. Этот диссонанс достигает своей величайшей степени в чувстве любви. Здесь утверждение плоти, начала конечного, восстаёт на слияние в духе, в начале бессмертном. Безумная, слепая, всю душу порабощающая страсть посягает на светлую, чистую, радостную любовь: тёмная жажда плоти, обладания, похоти стихийно борется в душе человеческой с нетленным началом в любви697. Любовь христианина – Голгофа, распятие плоти своей во имя вечной духовной правды.

Добро и зло, любовь и страсть, творчество и разрушение, безобразие и красота, дух и плоть, Христос и Антихрист – вот какие антиномии разрывают на части человеческую душу.

Христианство было бы безнадёжнейшей религией, религией самого чёрного отчаяния, если бы оно, утверждая дуализм в своих восприятиях, оставило его как факт. Жизнь оцепенела бы от «благой вести», крест стал бы символом человеческого отчаяния и смерти.

Но в том-то и дело, что в христианстве с той же силой, с которой, ничего не щадя, разрушая в прах все сантиментальные монистические иллюзии, утверждается трагедия самого безнадёжного дуализма, с такой же силой утверждается и другое: вера в то, что дуализм этот будет превзойдён, что спасение уже свершилось!

Да, материя и дух. Но в живом Лице Богочеловека они воплощены неслиянно и нераздельно. Да, мир полон враждующих стихий, земля борется с небом. Но новое небо и новая земля – сольются воедино698. Да, всё разрывается на части от внутренних противоречий, но наступит день, тленная кора мира спадёт, и сморщенная старуха, как в сказке, заблещет красотой вечной женственности; кошмарный диссонанс разрешится аккордом вечной гармонии.

Со всей силой утверждает христианство стихийную борьбу Христа и Антихриста.

Со всей силой утверждает оно победу Христа.

Не пережив этого дуализма, не пережив Антихриста в душе своей, нельзя познать Христа699. Чтобы за старым Иерусалимом прозревать новый, надо отречься от надежды доказать Христа и как носителя Истины, и как учителя жизни700.

Нет, ничто Его не доказывает! Всё позволено. Всё можно701. Только в окончательном отрицании – новорожденье. Вера в Христа, примирение дуализма даётся победой над Антихристом.

* * *

Эпоха первых веков – это весна христианской истории. Но было бы глубоким заблуждением думать, что эта весна хоть сколько-нибудь была похожа на идиллию, имела в себе хоть какую-нибудь тень сантиментальности. Страшные грозы и тогда гремели с неба. Но весеннее солнце было слишком живительно, слишком сияло оно в душе каждого христианина.

Христос, апостолы, радостный трепет новой жизни, впервые открывшейся миру, – всё это кладёт какую-то особенную печать на эпоху первоначального христианства.

Люди жили в атмосфере любви, радости, реального, почти осязательного присутствия Христа. Незагрязнённым духом своим они соприкасались с миром иным; вот почему в их настроениях так мало чувствуется власть времени: для них пришествие