Я стянула с себя одежду, свернула в узел и понюхала. Не просто грязная – еще и мышами провоняла во время странствий по шпионским коридорам… Я вспомнила о Полосатике – как он там ловит крыс и мышей. Может, стоит тайком отправиться в отцовский кабинет и проверить, не хочет ли кот выйти? Но тогда придется снова одеться, да и отец рассердится, если застигнет меня блуждающей по Ивовому Лесу этим вечером. Лучше встану очень рано и выпущу кота.

Обе мои зимние ночные рубашки были несвежими. Когда мама была жива, одежда всегда пахла кедром и травами, как будто ее только что достали из сундука, или солнцем и лавандой, как только что выстиранная. Я и раньше подозревала, что все слуги после маминой смерти выполняют свою работу небрежно, однако лишь теперь поняла, что это напрямую касается меня.

Это все отец виноват. Или нет, я сама. С чего я вообще взяла, что он должен знать о таких вещах? Он, наверное, понятия не имеет, что я вот уже несколько недель не мылась целиком и не мыла голову. Конечно, сейчас зима, но мама всегда заставляла меня мыться целиком в ванне по меньшей мере раз в неделю, даже зимой. А может, раз он нанял больше слуг, все снова наладится? Скорее всего, нет. Вряд ли это возможно, если никто не возьмет на себя руководство.

Может, этим займется Шун? От такой мысли у меня все внутри оцепенело. Нет. Я. Это ведь на самом деле мой дом. Я здесь главная женщина, я представляю сестру, хозяйку имения. Пожалуй, что слуги, за работой которых всегда наблюдал мой отец, справляются не хуже, чем раньше. Ревел не спускает с них глаз. Но за теми, кто работает по дому, присматривала мама… Ревелу хорошо удавалось все, связанное с украшением дома, но я сомневалась, что он следит за ежедневной стиркой, вытиранием пыли и уборкой. Придется мне взять это на себя.

Я натянула ту ночнушку, что меньше воняла. Посмотрела на свои ступни и воспользовалась водой, что оставалась в кувшине, чтобы обмыть лицо, руки и ноги. Разожгла огонь и забралась в постель. Нужно было подумать о стольких вещах… Вряд ли я смогу заснуть.

Но, похоже, я все-таки заснула, потому что проснулась оттого, что бесцветная девушка стояла над моей постелью. По ее щекам текли рубиновые слезы. На губах пузырилась розовая пена. Девушка глядела на меня.

– Послание… – проговорила она, разбрызгивая кровь, и рухнула на мою кровать.

Я взвизгнула и выбралась из-под нее. Она попыталась меня схватить, но я в мгновение ока спрыгнула с кровати и бросилась к двери. Мне казалось, я кричу, но из моего рта не вырвалось ни звука. В панике я схватилась за дверной засов дрожащими пальцами – он не сразу, но поддался, и я выскочила в темный коридор. Мои босые ноги зашлепали по полу, и я наконец-то издала подобие крика. Что, если дверь в спальню отца заперта? И что, если он не там, а в своем кабинете или где-то еще в доме?

– Па-па-па-па… – Я заикалась, но не могла заставить себя позвать его громче.

Его дверь открылась от моего прикосновения, и я потрясенно увидела, как он оказался на ногах и с ножом в руке еще до того, как я добежала до его кровати. Он был босиком и в наполовину расстегнутой рубашке, как будто готовился ложиться спать. Он схватил меня свободной рукой и изогнулся так, что я оказалась почти целиком у него за спиной, а его нож грозил открытой двери. Он проговорил, не спуская с нее глаз:

– Ты ранена? Что случилось, где?

– В моей комнате. Девушка. – Мои зубы так стучали от ужаса, что я, наверное, говорила невнятно.

И все же он понял. Он почти нежно опустил меня на пол и двинулся вперед.

– За мной. Держись прямо за мной, Би.

Он не обернулся, чтобы проверить, подчинилась ли я. Он побежал с ножом в руке, и мне пришлось припустить следом, обратно туда, куда мне сейчас хотелось меньше всего на свете. У меня-то ножа не было. Я пообещала себе: если переживу этот вечер, подобное больше не повторится. Украду нож из кухни и спрячу под подушкой, да-да!

Мы дошли до моей комнаты, и он сердитым жестом велел мне отойти от двери. Его зубы были оскалены, глаза выглядели темными и дикими. В них мне привиделся Волк-Отец, в ярости готовый убить того, кто посмел угрожать его волчонку. Он замер на пороге, устремив взгляд в комнату, которую теперь освещали только умирающие угли в камине. Ноздри его раздувались, он водил головой из стороны в сторону. Потом он замер. Двинулся вперед, к распростершейся на моей кровати девушке, так медленно, словно не шел, а перетекал из одного места в другое.

Он бросил на меня взгляд через плечо:

– Ты защищалась? Ты ее убила?

Я покачала головой. Мое горло все еще было пересохшим от ужаса, но я сумела сказать:

– Я убежала.

Резкий кивок.

– Хорошо.

Он подошел ближе к моей кровати и уставился на девушку. Вдруг напрягся, поднимая нож, и я услышала ее невнятный шепот:

– Послание… ты должен услышать… прежде, чем я умру…

Он изменился в лице:

– Би, принеси воды.

В моем кувшине воды почти не осталось. Я зашла в ту комнатку, куда мы положили раненую, и нашла там поднос с нетронутой едой. В чайнике была вода для чая, остывшая. Я принесла его отцу. Он уложил девушку на моей кровати.

– Выпей немного, – попросил он и поднес чашку к ее губам.

Она открыла рот, но как будто не проглотила то, что в него попало. Вода вытекла из ее рта, побежала по подбородку, еще сильней размывая бледно-розовую пену.

– Куда ты уходила? – спросил отец. – Мы не смогли тебя найти.

Ее глаза были чуть приоткрыты. Веки выглядели сухими и покрытыми коростой.

– Я была… там. В постели. Ох! – Она вдруг сделалась еще печальней. – Ох! Плащ. Это все плащ. Мне стало холодно, я в него завернулась. Он сделал так, что я исчезла.

Я подобралась ближе к постели. Не думаю, что девушка меня видела. Мне показалось, что она ослепла. Мы с отцом обменялись недоверчивыми взглядами. Она взмахнула рукой. Этот жест напомнил мне о том, как изящный ивовый лист колышется на ветру.

– Он подстраивается под цвета и тени. Не потеряй его… знай, он очень старый. – Ее грудь медленно поднялась и опала. Она сделалась такой неподвижной, что я решила: все, умерла. Потом она закричала, как будто слово вызывало боль: – Послание!

– Я здесь. Я слушаю. – Отец взял ее узкую кисть в свою. – Слишком горячая, – пробормотал он. – Чересчур горячая…

– Так тяжело думать. Сосредоточиться. Он придумал… узор. Легче запомнить. Записывать опасно.

– Я понимаю.

Она втянула воздух. Когда она выдохнула, вдоль ее губы появилась цепочка розовых пузырьков. Я не хотела на них смотреть, но не могла отвести взгляда.

– По четырем вещам ты узнаешь, что я на самом деле посланница от него, и сможешь мне доверять. Его скипетр венчал Крысик. Имя твоей матери так и не было названо. Ты служил человеку за стеной. Он забрал отпечатки своих пальцев с твоего запястья.