Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я снова взглянул на часы. Без четверти шесть. На Монте Верита опустилась ночь.
Снова появился туман и затемнился кусочек ясного неба, которое я видел, а потом туман уплыл, и небо опять открылось. Я покинул свое убежище, где провел весь день. Второй раз я стоял перед выбором — идти наверх или спуститься обратно. Путь надо мной был чист. Я видел уступ горы, который описал Виктор, видел даже хребет, идущий вдоль него на юг. Это был путь, которым я должен был двинуться двенадцать часов назад. Через два-три часа луна уже взойдет и принесет достаточно света, чтобы я мог добраться до скалы Монте Верита. Я поглядел на восток, где была тропа, ведущая вниз. Она все еще пряталась за стеной облаков. И пока облака не растают, я буду в том же положении, что и весь день, не зная, какое принять решение, теряясь от страха перед плохой видимостью — невозможностью разглядеть дорогу впереди на расстоянии больше чем три фута.
В конце концов я решил не отступать, дойти до вершины и передать послание Виктора.
Теперь, когда облако было подо мной, я воспрял духом. Я еще раз внимательно изучил черновой набросок карты, начерченной Виктором, и направился к южному уступу. Я был голоден и многое отдал бы за бутерброды, которые съел в полдень. Остался всего лишь один кусочек хлеба. И еще пачка сигарет. Курить на ветру было почти невозможно, но сигареты хотя бы перебивали чувство голода.
Впереди я уже видел два пика-близнеца, застывших на фоне чистого неба. Я почувствовал глубокое волнение, когда смотрел на них, так как знал, что, стоит мне обогнуть уступ и выйти к южному склону, настанет конец моего путешествия.
Я карабкался вверх и видел, как постепенно сужается кряж и становится все круче скала — она делалась все отвесней по мере того, как перед моим взором открывались южные отроги. Прямо у меня над плечом из туманного марева выплыл край огромного лика луны, обращенного на восток. Вид ее вызвал у меня новый отчаянный приступ одиночества. Мне казалось, я один шагаю по краю земли, а подо мной и надо мной Вселенная. И никто, кроме меня, не идет следом за этим пустым диском, который движется своим путем сквозь космос в конечную тьму.
И пока вставала луна, человек, поднимающийся в горы одновременно с ней, превращался в ничто. Он больше не ощущал себя как личность. Оболочка, в которой была заключена моя сущность, двигалась, лишенная всех чувств, влекомая на горную вершину какой-то безымянной силой, которая, очевидно, получала импульс от луны. Я был движим ею, подобно приливам и отливам в водном пространстве. Я не мог ослушаться закона, властно подчинившего меня себе, как не мог не дышать. И в крови у меня бушевала уже не горная лихорадка, а какая-то горная магия. Вверх влекла меня сейчас не нервная энергия, а притяжение полной луны.
Скала сузилась и сомкнулась над моей головой, образовав арку, так что я вынужден был пригнуться и идти ощупью, но скоро я вышел из темноты на свет, и теперь передо мной сияли два серебристо-белых пика и скала Монте Верита.
Впервые в жизни я созерцал такую совершенную красоту. Я забыл о своей миссии, о своей тревоге за Виктора, забыл об облаках, державших в страхе меня весь день. Это был поистине конец пути. Его завершение. Время потеряло значение, и я о нем больше не думал. Я стоял неподвижно, глядя на скалу, озаренную луной.
Не знаю, сколько я так простоял, не помню, когда вдруг на стенах появились фигуры, которых раньше не было. Они стояли одна за другой. И их силуэты четко вырисовывались на фоне неба. Их можно было принять за каменные изваяния, так неподвижно они застыли.
Я находился слишком далеко от них и не мог разглядеть лиц и даже очертаний. Одна из них стояла поодаль от остальных, в открытых дверях башни, и на ней одной было покрывало, окутывавшее ее с головы до ног. Мне неожиданно вспомнились древние предания о друидах, кровавых закланиях, жертвоприношениях. Эти люди поклоняются луне, а сегодня — полнолуние. Какую-то жертву сбросят вниз в пропасть, и я стану свидетелем этого ритуального убийства.
Не раз в жизни я знавал чувство страха, но ужаса я не испытывал никогда. А сейчас я был скован ужасом. Я опустился на колени в тени лощины из опасения, что они могли меня увидеть, пока я стоял там на лунной дорожке. Я видел, как они воздели руки, и до меня донеслось медленное бормотание, сначала глухое, невнятное, но постепенно оно ширилось, делалось все громче, взорвав дотоле казавшуюся вечной глубокую тишину. Звуки, подхваченные эхом со скалы, высоко воспарили, а потом, опустившись, рассыпались в воздухе, и я увидел, как фигуры на стенах, все как одна, повернулись, обратив лица навстречу полной луне. Жертвоприношений так и не было. Не было и ритуальных закланий. Был только хвалебный гимн луне.
Я по-прежнему таился в тени, терзаясь своим невежеством и мучимый стыдом, как человек, который вторгся в священное место чуждой ему религии, в которой он полный профан, а в ушах звучало пение, неземное, пугающее и вместе с тем какое-то невыносимо прекрасное.
Я стиснул руки над головой, закрыл глаза, сгибаясь все ниже и ниже, пока лоб не коснулся земли.
Медленно, очень медленно великий гимн начал стихать. Он перешел в бормотание, потом в едва слышный вздох, прошелестел и замер. Тишина снова вернулась на Монте Верита.
Но я все еще не смел пошевелиться. Мои руки были прижаты к голове, лицом я касался земли. Я не стыдился своего страха. Я был затерян меж двух миров — мой ушел, а к их миру я не принадлежал. И больше всего мне сейчас хотелось вновь укрыться под бегущими облаками.
Я ждал, так и не поднявшись с колен. Затем, боязливо прижимаясь к земле, я пополз и, откинув назад голову, поглядел на
