class="p1">– Там не было ничего правильного и ничего неправильного. Ты за это не отвечаешь.

– Ну, ладно, – печально проговорил Генри, – а кто тогда отвечает?

Пес, которому надоело стоять в ледяной воде, медленно потрусил в горку обратно к дому.

– Отвечают взрослые, – сказала Грейс. – Папа и я. По-моему, с папой долгое время что-то происходило. Но… – Грейс сосредоточилась. Ей ужасно не хотелось этого говорить, но все-таки пришлось. – Что бы и почему он ни сделал, надеюсь, ты знаешь, что он тебя любил. Думаю, к тебе это никакого отношения не имело. Ко мне – возможно, но не к тебе.

– Но ведь ты не делала ничего плохого, – возразил Генри, и Грейс с болью в душе заметила, что сын плачет. Возможно, заплакал он уже давно.

Она обняла его и крепко прижала к себе. Он по-прежнему еще совсем мальчишка, подумала она, хотя ее раздирало от ярости оттого, что для того, чтобы сын снова ее обнял, пришлось пережить весь этот ужас. Она прижимала Генри к себе, вдыхая запах его несвежих волос.

– Может, в этой ситуации не стоит делить все на черное и белое. Наверное, тут все гораздо сложнее, – вздохнула Грейс. – Уверена, я тоже не идеальна. И могла не знать, что происходило с папой, но, по-моему, должна была знать. Это моя половинка, за которую я в ответе.

Пес по кличке Шерлок подошел к ступенькам веранды и бросил на них жалобный взгляд. Но Грейс не отпускала Генри.

– Я много ночей обо всем этом думала, – сказала она. – Ночей и дней, – поправилась Грейс, вспомнив те долгие часы, когда Генри был в школе, а она, раздираемая болью, лежала, свернувшись калачиком, под пуховым одеялом в спальне на втором этаже. – Я могла бы годами думать о папе и о том, что могло бы с ним произойти. И о миссис Альвес. И бедняжке Мигеле. И о несчастной малышке. Но, по-моему… не стану я этого делать. Есть другие дела, которыми нужно заняться. И я не желаю, чтобы моя жизнь крутилась вокруг одного этого дела. И мне очень, очень хочется, чтобы и твоя жизнь не вертелась вокруг него. Генри, ты заслуживаешь куда большего, чем эти бесконечные раздумья.

Генри отстранился. Тепло его тела сменил холодный ветерок. Почуяв свой шанс, пес осторожно взобрался вверх по ступенькам. Подошел к Генри, который почесал ему за ушами.

– Его называют «Док-убийца», – сообщил ей Генри. – Мы с Дэнни «нагуглили» это у него дома.

– Ну да, – с болью в сердце кивнула Грейс.

– Там еще и твои фотографии есть. Из твоей книжки. И много чего о тебе написано. – Он внимательно поглядел на нее. – Ты об этом знала?

Грейс кивнула. Она знала. Знала уже пару недель. Однажды утром она, как обычно, отвезла Генри в школу, потом, как обычно, отправилась в библиотеку и, как обычно, села за компьютер. Но в этот раз, как ни странно, вдруг поняла, что готова. И потом взглянула на себя сквозь неровную и искривленную в разные стороны пелену глобального сообщества совершенно чужих людей. Ее подхватил какой-то бесконечный стремительный поток. Сами по себе статьи были не из приятных, но комментарии под ними являлись воплощением нелепицы и полного абсурда. Ее выставляли этакой снежной королевой, застывшей в равнодушной позе, пока ее муж использовал, бросил и, наконец, зверски зарезал женщину, которая его любила. Грейс выставляли лицемеркой, у которой хватало наглости судить других и выдавать им «наставления» касательно их отношений, написать книгу – больше всего ярости вызывало написание книги – с подробным изложением ее так называемой мудрости. Ее фото с обложки мелькало везде и всюду. И градом сыпались цитаты из книги – простое и неприкрытое переворачивание с ног на голову того, что она хотела передать.

Все это было ужасно именно в той степени, какой она и боялась. Но хоть, по крайней мере, не ужаснее того.

– И долго это будет продолжаться? – спросил у нее Генри.

«А долго пряжа прядется?»

– Все у нас образуется. Это главное.

– Ладно, – ответил Генри. Голос его звучал храбро, но она его как будто не убедила.

– Когда-то у меня была пациентка, – начала Грейс, – с которой произошло действительно нечто ужасное…

– И что именно? – спросил Генри отнюдь не из праздного любопытства.

– Ну, у нее сын был очень тяжело болен. Шизофрения. Ты знаешь, что это такое.

Шерлок воспользовался моментом, чтобы попытаться одолеть последнюю ступеньку и пристроиться на коленях у Генри. Генри рассмеялся и притянул пса к его цели.

– М-м… Он был душевнобольным?

– Да. Ну, «душевнобольной» – это юридический термин. Он был очень болен. Страдал тяжелым психическим расстройством.

– Это и было «нечто ужасное»?

– Это и вправду было ужасно, но под ужасным она подразумевала совсем не это. На самом деле случилось так, что он умер из-за своей болезни. Ему было лет девятнадцать или двадцать.

– А я не знал, что можно умереть от психического расстройства.

Грейс вздохнула. Ей не хотелось вдаваться в подробности, но казалось, этого не избежать.

– Вообще-то из-за своей болезни он покончил с собой. Вот что произошло. И его мать, моя пациентка, как сам представляешь, была вне себя от горя. И ей необходимо было найти какой-то способ отвлечься, хоть как-то успокоиться после этой жуткой утраты. И однажды она мне сказала: «До конца моих дней это будет первым, что обо мне скажут, когда я выйду из комнаты». Я, помнится, еще подумала: «Да, верно, так и будет». Но мы никак не можем повлиять на то, что о нас скажут, когда мы выйдем из комнаты. Никак и никогда. Даже и пытаться не нужно. Наша задача просто в том… ну, находиться в комнате, пока мы там, и стараться не думать слишком много о том, где нас нет. В какой бы комнате мы ни оказались, надо просто там быть, – сбивчиво закончила Грейс.

Кажется, сын не до конца ее понял, но с чего бы ему все это осознать? Это очень абстрактно. Возможно, для двенадцатилетнего парня слова Грейс прозвучали немного по-женски. А правда заключалась в том, что Грейс и сама все это время очень смутно себе представляла, как просто быть там, где находишься. До недавних пор она слишком много размышляла над тем, что она думала, говорила и делала, и совсем не задумывалась о том, как ей… просто… быть. Но именно в этот момент она сидела на крыльце веранды, глядя на озеро и оглядываясь на всю свою жизнь, рядом устроился Генри, и они оба гладили не очень-то чистого пса из штата Теннесси. И