Вблизи от Леши угарно пахло «Дьяболо Антонио Бандерас». Глеб почесал нос, потом достал портмоне.

— Ставлю три «штуки». — Он раскрыл портмоне, показав пачку денег.

— Как скажешь, — с деланным равнодушием произнес Модный.

Глеб моментально захлестнул петлю на горле не подозревающего о подвохе Модного:

— Это не все. Бью три раза. Каждый раз ставка увеличивается на порядок. Иными словами, три, тридцать и триста. — Глеб достал карточку «Виза». — Здесь столько есть. Твое слово?

Лицо Модного в жестком свете низкого светильника сделалось резиновой маской.

— А если сорвешь второй и закатишь третий, сколько с меня? — спросил он просевшим голосом.

Глеб выдержал паузу, поймал взглядом его виляющие зрачки и больше не отпускал.

— Ладно, сделаем проще. Если не забиваю три подряд, я проигрываю триста тысяч. Если забью все, триста «штук» ты платишь прямо сейчас. Твое слово?

Модный дрогнул, Глеб это отчетливо почувствовал. Запах страха не перебить никаким парфюмом, и заячьего трепыхания сердца не скрыть.

— Значит, товар ты доставишь бесплатно?

Черт его знает, откуда у Модного нашлись силы понаглеть для форса. А бог даст, и кинуть лоха. Но Глеб пресек на корню попытку потрепыхаться.

Мысленно представил, как пальцы сжимаются на горле Модного, давя хрящи и проламываясь в горячее склизкое нутро.

Модный дернул кадыком. Глеб улыбнулся.

— Нет, Леша. Товар как стоил денег, так и стоит. Я играю на свой процент. До прибытия товара «Виза» побудет в залоге. — Он положил пластиковую карточку на борт стола. — Итак, ставка — триста тысяч баксов. Три удара подряд — деньги на стол. Киксану хоть раз, отдаю свою долю. Не дойдет товар, оставишь «Визу» себе.

Модный откашлялся, отступил назад.

— Твоя доля — твоя воля. Что тут сказать!

— Ставки приняты?

— Да, — кивнул Модный.

Глеб взял кий, покатал по столу. Кий был идеально ровным. И в руку лег хорошо.

— Вы свидетели, братва, — бросил Глеб молчащим зрителям.

— Елы-палы… Так и в цирк ходить не надо, — пробурчал Кика.

Басурман встал, чтобы лучше видеть. Родик, обежав стол, пристроился рядом с Модным. Нервно потер вспотевшие ладошки.

— Глешка, ты только первый не киксани. А то весь интерес обосрешь. — Он мелко заржал, выставив кривые зубы.

Глеб готовился к удару. Поднял голову. Посмотрел в лицо Родику.

— Желаешь примазаться?[57]

Родик стушевался.

— Вот и спрячь зубы, бобер ластожопый. Не то я под хвост кий воткну, а через хлебало выну, — произнес Глеб ровным голосом.

У Родика забегали глазки. В поисках поддержки он посмотрел на Басурмана, но тот подписываться в ссору явно не желал.

Глеб встал в стойку, изготовился и мягким касанием кия привел шар в движение.

Шар с ускорением пошел к борту, ударился об острый угол лузы, накатом пошел назад. Шары цокнулись лбами и медленно покатились в разные стороны, каждый к своей лузе. Вошли чисто, не задев края.

— Раз!

Глеб подогнал новую пару. Выставил в исходное положение. Замер в стойке, выровнял дыхание и ударил. На этот раз сильнее.

Глухой удар в край лузы, громкий щелчок шаров, накат, от которого на низкой ноте задрожал стол. И ни с чем не сравнимая тишина, с которой чисто сделанный шар проваливается в лузу.

Под столом шел желоб, по которому шары скатывались в накопитель у дальнего борта. Сначала звук в нем был двойным и приглушенным, словно в снегопад два паровозика катили под гору. Потом, когда шары, клацнув, соединились и пошли парой, звук сделался громче и выше тоном. Лязгнул металл накопителя, как вагонная сцепка, шары с потрескиванием притерлись друг к другу, затихли.

— Два! — произнес Глеб в полной тишине.

Он концом кия подогнал еще два шара. Выстроил в ряд. Сомкнул гладкими боками. Изготовился.

Обвел взглядом публику. Все, как загипнотизированные, смотрели на его пальцы, ловко обхватившие ударный конец кия. У Кики разве что слюна не текла по губам, а лицо стало как у полного дауна. Лицо Родика все сморщилось к носу, а сам крупный нос, казалось, обвис, как у уволенного за пьянку клоуна. Басурман стал похож на каменную бабу из калмыцких степей. С Модного сошел весь лоск. Не спасал даже гламурный прикид. Дорогая одежда никак не вязалась с замерзшей маской тоски на лице. Выглядел Модный импотентом, заброшенным в раздевалку «Мулен Руж».

— Сегодня явно не твой день, Модный.

Глеб резко оттянул кий, а ударил очень мягко. Издевательски мягко.

Шар еле-еле покатился к лузе, слабо толкнулся лбом об ее острый угол, пополз назад. У него едва хватило силы удариться в напарника по трюку. Но какую-то энергию он все же ему передал: шары стали медленно расползаться к своим лузам. Шли точно по прямой. Но медленно. Мучительно, гипнотизирующе медленно. Синхронно достигли обрыва. И показалось, выдохлись окончательно. Замерли на самом краю.

Но сила, что поселилась в их гладких телах, вдруг встрепенулась и ожила. Сначала задрожал первый шар, все сильнее нависая над зевом лузы. Потом покачнулся второй. Рухнули они одновременно.

«Ба-бах» — поплыл спаренный звук в тишине.

А потом радостно и живо заклокотало в стоке. Громко цокая, словно поздравляя друг друга, шары скатились в накопитель.

— Три!

Глеб бросил кий на стол.

Выдохнули все разом, будто дружно сбросили с плеч стопудовое бревно.

Глеб почувствовал на себе их взгляды. Ошарашенный — Модного, затаенно злобный — Родика. Слива и Басурман смотрели, как солдаты на генерала, прикажи — умрут сами или порвут кого угодно.

— Если хочешь отыграться, повтори номер. Я не против.

Модный только криво усмехнулся в ответ. Чем навсегда потерял Басурмана и Сливу.

Глеб сунул карточку «Виза» в портмоне, а его — в карман.

— Итак, на чем мы остановились?

Модный с явным усилием заставил себя шевелиться. Прошел мимо Глеба, обдав удушливым облаком нервного пота и перегоревшего парфюма, в темный угол.

Бакс Рваный сидел в кресле на кейсе, задом грея хозяйскую наличку. Модный отстегнул цепочку и шлепком согнал пса.

Четвероногий охранник, получив увольнительную, сразу же потрусил к Глебу. Замер в паре шагов, пытливо заглянул в лицо. Обрубок его хвоста, эрогированно задранный вверх, нервно подрагивал.