Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я очень бы хотел побывать в Крыму. В тех местах, где вел своих солдат в бой и где ты провел свое детство…
Затем его рука протянулась в сторону массивного бюро, он открыл дверцу, вынул коробочку, раскрыл ее и подал мне тусклый знак «Крымский щит».
…Этот памятный сувенир, специальный знак, изготовленный в честь побед 11-й армии Э. фон Манштейна в Крыму, я опустил в мелководный, холодноструйный Бельбек, чтобы речные воды вынесли его в Черное море, – туда, где несметными живыми щитами стояли тысячи и тысячи моряков и солдат Черноморского флота и Крымфронта; чтобы однажды необратимое солнце осветило обагренные их кровью лавры сверхпобедителей, восседающих на вершине мировой пирамиды.
Если я делаю здесь попытку изложить ход боев 11-й армии и ее румынских боевых друзей в Крыму, то в первую очередь для того, чтобы увековечить память своих товарищей по крымской армии. Одновременно я хочу дать тем из них, кто остался в живых, общую картину тогдашних событий, которые были известны им тогда только в отдельных деталях.
В 1941–1942 гг. они показали чудеса храбрости и выдержки в почти непрерывных боях и почти всегда против численно превосходящего их противника. Они атаковали и преследовали врага всегда с несравненным наступательным порывом и стойко держались, когда обстановка казалась безнадежной. Часто они могли и не знать, почему командование армии вынуждено было ставить им задачи, казавшиеся невыполнимыми, почему их бросали с одного участка фронта на другой. И все же они с величайшей преданностью и доверием к командованию выполняли эти требования, а командование всегда было уверено, что может положиться на свои войска!
Рамки данной книги не позволяют подробно излагать ход всех боев этой кампании, перечислять все подвиги отдельных людей и частей. Кроме того, из-за отсутствия соответствующего архивного материала я мог бы назвать только тех, чьи подвиги сохранились в моей памяти, что было бы несправедливо по отношению ко многим другим, совершавшим не меньшие подвиги. Итак, я вынужден ограничиться изложением общего хода операций. И при таком изложении читателю будет ясно, что деятельность войск являлась основным фактором, приносившим решительный исход в наступательных сражениях, основным фактором, позволявшим командованию «справиться с поражением» в самой тяжелой обстановке, и основным фактором, обеспечившим возможность победоносного завершения кампании решительным сражением на уничтожение противника на Керченском полуострове и взятием морской крепости Севастополь.
Но крымская кампания 11-й армии, можно надеяться, вызовет интерес и не только в кругу ее бывших участников. Это один из немногих случаев, когда армия имела возможность вести самостоятельные операции на отдельном театре. Она имела только свои собственные силы, но зато была избавлена от вмешательства Главного командования. Кроме того, в этой кампании на протяжении десяти месяцев непрерывных боев имели место и наступательные и оборонительные сражения, ведение свободных операций по типу маневренной войны, стремительное преследование, десантные операции противника, имевшего превосходство на море, бои с партизанами и наступление на мощную крепость.
Кроме того, крымская кампания вызовет интерес и потому, что ее театром является тот самый господствующий над Черным морем полуостров, который и поныне сохраняет следы греков, готов, генуэзцев и татар.
Уже однажды (в Крымскую войну 1854–1856 гг.) Крым стоял в центре исторического развития. Вновь всплывут названия мест, игравших роль уже тогда: Альма, Балаклава, Инкерман, Малахов курган. Правда, оперативная обстановка в Крымской войне 1854–1856 гг. никак не может идти в сравнение с обстановкой 1941–1942 гг. В то время наступавшие западные державы господствовали на море и могли пользоваться всеми вытекавшими отсюда преимуществами.
В крымской кампании 1941–1942 гг. однако, господство на море было в руках русских. Наступавшая 11-я армия должна была не только занять Крым и взять Севастополь, но и нейтрализовать все преимущества, которые предоставляло русским господство на море.
17 сентября я прибыл к месту расположения штаба 11-й армии, русский военный порт Николаев, находящийся у устья Буга, и принял командование.
Прежний командующий генерал-полковник фон Шоберт был накануне похоронен в Николаеве. Во время одного из своих ежедневных вылетов на фронт на самолете типа «Шторх» он сел на русское минное поле и погиб вместе со своим пилотом. В его лице германская армия потеряла благородного духом офицера и одного из своих испытаннейших фронтовых командиров, которому принадлежали сердца всех его солдат.
Штаб армии, оперативный отдел которого впоследствии вошел и в штаб группы армий «Дон» (и «Юг»), почти целиком состоял из отличнейших офицеров. Я с благодарностью вспоминаю время, когда я два с половиной тяжелых военных года сотрудничал с такими прекрасными помощниками. За этот продолжительный период мы не раз оказывались перед новыми и сложными задачами, нам приходилось разбираться не в одной новой обстановке. Тем самым наш штаб избежал опасности попасть в русло рутины, которая так легко затягивает штабы, в особенности в позиционной войне или на спокойных участках фронта. Одновременно совместное решение все новых проблем укрепляло взаимное доверие, что в свою очередь способствовало развитию личной инициативы и самостоятельности каждого.
Я не могу припомнить по именам всех своих сотрудников тех лет. Я назову только имена моих ближайших соратников. Это – начальник моего штаба, полковник Велер, невозмутимое спокойствие которого было для меня неоценимой опорой в наиболее критические недели крымской кампании. Затем мой тогдашний начальник оперативного отдела, позже произведенный в генералы, Буссе, поднявшийся с этой должности до должности начальника штаба группы армий «Юг» и таким образом оставшийся со мной до конца моей деятельности на посту командующего. Он не только был все эти трудные годы моим самым ценным советчиком, на мнение которого всегда можно было положиться, работоспособность которого никогда не иссякала и который не терял самообладания в самых критических положениях. Сверх этого он стал для меня самым верным другом и после войны, отказавшись на время от всех своих планов и намерений, пожертвовал больше чем годом своего времени, чтобы взять на себя мою защиту на процессе. Наконец, я хотел бы назвать и нашего прекрасного начальника тыла Гаука, также впоследствии генерала, который часто освобождал меня от забот о нередко очень сложном деле организации тыла армии; после войны он также доказал мне свою преданность.
Хотя наш штаб – сначала как штаб 11-й армии, а затем как штаб группы армий «Дон» (и «Юг») – очень тесно сработался и отношения между мною и моими офицерами характеризовались взаимным доверием, все же вначале личный состав штаба 11-й армии не без некоторого беспокойства ожидал прибытия нового хозяина. Мой предшественник, генерал фон Шоберт, по своим манерам был типичным баварцем, и даже грубое слово у него звучало добродушно. Обо мне же шла слава как о человеке, отличающемся известной «прусской» холодностью и сдержанностью. Во всяком случае, я узнал об этом, – правда, спустя много времени – из одной комической интермедии во время моего процесса, проходившего в Гамбурге. Когда развертывался этот акт «дорогостоящей мести» со всей присущей ему призрачной серьезностью, главный обвинитель обнаружил в журнале боевых действий 11-й армии, привлеченном им в качестве документа обвинения, заклеенное место. Какая находка! Здесь ведь могло скрываться только что-нибудь такое, что можно было бы использовать для подкрепления обвинений, выдвигавшихся против меня. Наклейка, скрывавшая, как предполагалось, какой-то таинственный текст, была удалена в зале суда. Какие бесчинства выяснятся сейчас? Мне самому об этом заклеенном месте ничего не было известно, так как я, хотя и подписывал в качестве командующего этот журнал, как требовалось по положению, но за недостатком времени никогда его не читал. Это входило в обязанности начальника штаба. После того как наклейка была удалена, обвинитель зачитал суду открывшийся текст. Он читал не без растерянности и с растущим смущением. Отрывок этот примерно гласил: «Прибывает новый командующий. Он – «господин», и нам придется нелегко. Но с ним можно говорить открыто».