– Я не могу поехать, – коротко ответила она.

Противоречивые чувства кипели в ней.

Последовал шумный протест собравшихся.

– Ты должна с нами поехать, мама, – галантно настаивал Питер, заботливо наклоняясь к ней.

Но она с горечью чувствовала, что его заботливость притворна.

– Ты же знаешь, я не могу, – терзаясь, бросила она ему.

– Поедем, Люси, – ласково попросил Эдвард.

– Нет, не получится, – с затаенной болью ответила она.

– Но почему нет? – увещевал Джо, засунув большой палец под пройму жилета. (Как она ненавидела этот жест!) – Мы не собирались вместе уже много лет!

Все смотрели на нее.

– Мне нужно работать, – холодно глядя на них, солгала она.

Наступило неловкое молчание, Ева нервно хихикнула и села в автомобиль. Лицо Питера залилось густым румянцем, а Рози смотрела на него, ничего не понимая.

– Тогда пусть те, кто может ехать, садятся! – вдруг бесстрастно проговорил Ричард. – Мы не можем стоять здесь весь день, и Люси знает, что делает.

Наклонив голову, чтобы влезть в салон, он сказал что-то шепотом Еве.

После его слов в большой автомобиль сели все, кроме Люси. Под красным капотом заработал двигатель, из выхлопной трубы пошел дым. Люси чувствовала на себе тревожный пристальный взгляд сына. Перед тем как автомобиль отъехал, она с трудом придала лицу вежливое выражение, быстро попрощалась и, повернувшись, пошла прочь.

Не поворачивая головы, она услышала рев двигателя и шум отъезжающего автомобиля. Даже в наступившей тишине, зная, что машина уехала, она никуда не свернула. Она шагала на Флауэрс-стрит через лабиринт грязных улочек квартала Партик кружным, более длинным путем, хотя могла бы избежать этого, вернувшись немного назад. Но нет, она не стала этого делать. Высоко подняв голову, она продолжала идти своей дорогой!

Но когда она добралась домой, на нее навалилась нестерпимая усталость, и, не снимая шляпы и перчаток, она рухнула на кровать, стоявшую в кухне. Там она лежала не шевелясь, уставившись в потрескавшийся и пожелтевший потолок.

Про работу она, разумеется, солгала. Впереди у нее был целый день, щедрый дар мисс Тинто. Она была свободна до пяти часов, а в пять нужно зайти в контору за жалованьем, что было весьма кстати. Тогда зачем она лежит здесь, оцепеневшая и несчастная, одержимая какой-то неведомой целью, в то время как могла бы присутствовать на обеде с Питером и пить шампанское?

Она беспокойно задвигалась, уязвленная ревностью. Все это так несправедливо, просто чудовищно! Питер принадлежит ей одной, он связан с ней не только кровными узами. С того самого дня, когда он, восьмилетний мальчуган, бросился к ней в объятия после возвращения из Порт-Дорана, она привязала его к себе цепями, которые выковала собственными руками.

Она закрыла глаза, почувствовав нежный аромат розы, приколотой к ее груди. Каким же он был волнующим – словно боль ненасытного желания.

В час дня Люси встала, заварила себе крепкого чая, выпила темный горьковатый напиток. Ей стало лучше, она успокоилась. В задумчивости сняла поврежденную туфлю и разорванный чулок, заметив, что ступня у нее порезана и кровоточит. Не важно, ерунда, она даже ничего не почувствовала, но все же промыла ранку, заштопала чулок и починила туфлю (прежним способом). Теперь она понимала, что напрасно так сильно расстраивалась. Эта вечеринка, эта сходка незваных родственников была случайной, скоро окончится и никогда больше не повторится.

Ее спокойствие укреплялось. В таком настроении она бродила по дому, раскладывая вещи по своим местам. Поставила розу в чашку с водой. Наконец в четыре Люси вышла, на трамвае поехала в контору и там была немногословной и сдержанной. Всё, объявила она под пристальным взглядом мисс Тинто, было превосходно. И, получив жалованье, Люси при первой же возможности распрощалась, объяснив свой уход срочной необходимостью заняться покупками. По крайней мере, этот предлог был обоснованным. И в самом деле, она прошлась по своим любимым магазинам, накупив много всякой всячины. На сей раз она не старалась, как обычно, выгадать каждый грош, а пустилась на безрассудные траты. Люси смягчилась еще больше, дух свободы и легкости овладел ею после недавнего бурного негодования. Да уж, утреннее происшествие заставило ее изрядно понервничать. Эти люди просто вывели ее из себя! «Ну и характер мне достался!» – думала она. Теперь ее настроение улучшилось, она заулыбалась. Действительно, так приятно тратить деньги! Она даже купила букетик желтофиоли у старухи на углу Джеймс-сквер. Цветы! Ужасная расточительность, вызванная ее новым настроением и, пожалуй, воспоминанием о розе Бесси Финч. Бывает ли что-нибудь более нелепое?

Люси сошла с трамвая на Келвинбанк-стрит и, нагруженная свертками, быстро зашагала по улице. Обычно она ходила неторопливо. Сын еще не вернулся, и это ее даже обрадовало. Заторопившись, она сняла шляпу, надела домашние туфли и принялась за приготовление ужина.

Да, это будет не дурацкий «большой чай», а фактически ужин. Очевидно, сын уже пообедал в «Гросвеноре». Что ж, теперь ему предстоит сравнить дорогую кухню с ее домашней. Этот ужин будет одновременно празднованием, оправданием и примирением.

На этот раз Люси позволила себе редкую роскошь купить курицу, и пока аппетитная нафаршированная молодка жарилась в духовке – она была небольшой и дошла быстро, – хозяйка принялась за приготовление других составляющих пира. Меню у нее было с претензией: суп-пюре из томатов; жареная курица с картофелем в мундире – никто, кроме нее, часто говорил Питер, не умеет готовить такую ароматную картошку; свежий швейцарский пирог из пекарни Колвиля; и наконец, черный душистый кофе. Таково было меню. Вряд ли у мисс О’Риган получилось бы лучше.

Засучив рукава и сосредоточившись, Люси работала почти с юношеской энергией.

Пока готовился ужин, она накрыла на стол, выбрав наименее потрескавшуюся, пусть и разномастную посуду и поставив на заплатку в центре скатерти голубую вазу с желтофиолью. Теперь осталось только дождаться прихода победителя. Усевшись с чувством приятной усталости, Люси устремила глаза на часы, которые показывали без минуты семь. Сын сейчас придет, он отличается пунктуальностью, а этим утром в ответ на ее вопрос сказал, что вернется к семи.

И она сидела в ожидании, прислушиваясь, не идет ли кто по лестнице.

Но ничего не услышала – ни шагов, ни приветственного свиста. В половине восьмого она встала, направилась в гостиную и выглянула в окно на улицу. Питера не было видно.

Вернувшись в кухню, Люси посмотрела на часы. Без четверти восемь! Она забеспокоилась, но при взгляде на стол ее мимолетная тревога улеглась. Все было идеально – ужин ожидал в духовке. Поправив стебелек желтофиоли, Люси вновь села.

Но ей было не усидеть на месте. Она поднялась, стала вышагивать по комнате; поколебавшись, опять кинулась к окну, с беспокойством вглядываясь в перспективу пустынной улицы; медленно отошла от него.