Снова опустившись в кресло, она бросила взгляд на часы. Ее смятение росло.

Постепенно радость скорой встречи притупилась, лицо Люси поскучнело, лоб прорезала глубокая поперечная морщинка. Что случилось? Было уже начало девятого. Нахлынул приступ тревоги. Люси пыталась успокоиться, но не могла. И снова была на ногах, беспокойно бродя по квартире, поглядывая на часы, напряженно всматриваясь в улицу за окном, топчась у двери, даже открывая ее, чтобы услышать на лестнице быстрые шаги, – пребывая в бесконечном ожидании.

Минуло девять часов, а сын все не приходил. Она заставила себя сесть. Полдесятого, а его все нет. Ужин пропал – птица пережарилась, картофель засох, кофе превратился в лужицу мутной гущи на дне кофейника.

Наступающая темнота подействовала удручающе, прежняя радость померкла. Наконец Люси поднялась, убрала со стола, выбросила кофейную гущу, перелила суп в фаянсовый кувшин, положила курицу в буфет, то есть уничтожила все улики предполагаемого банкета. Уголки ее губ печально опустились, но из наполненных влагой глаз не пролилось ни слезинки.

Когда Питер наконец пришел – как раз пробило десять, – она сидела с вязаньем. Нахмуренные брови, непроницаемое лицо.

– Никак не мог отделаться от этих людей! – сразу же воскликнул он, переводя дух. Он улыбался, пребывая в прекрасном настроении. – Ты подумала, я не приду? Волновалась?

Не переставая вязать, она пристально посмотрела на него:

– Нет, я знала, что ты придешь. – Потом медленно прибавила, четко выговаривая слова: – И почему я должна волноваться? С нетерпением жду, когда перед нами откроется новая жизнь!

Пять месяцев спустя, ожидая окончания его службы в больнице, она уже точно знала, что они будут делать. Она отвечала терпеливой улыбкой на его частые намеки по поводу того, что кто-то должен финансировать его во время врачебной практики. Ему всего лишь двадцать два, и откуда, скажите, могли взяться деньги? Нет, реальным был единственный путь – путь приятный, хотя и предполагающий упорный труд. Но для молодого человека, желающего достичь успеха, работа – это главное, а что до упорного труда, то им обоим к этому не привыкать.

Сын получит должность ассистента врача по вызову – в Англии, где-нибудь в провинции, – а она, Люси, будет вести хозяйство. Англия привлекала ее по двум причинам: во-первых, там платили более высокое жалованье, чем на севере, во-вторых, Люси превыше всего желала полностью разорвать отношения с нынешним окружением. Она слишком долго тянула лямку в Глазго и была хорошо известна в некоторых районах, поэтому существовала вероятность того, что ее малопочтенное занятие бросит тень на сына и навредит его практике. Поэтому они уедут в Англию. Люси представляла себе небольшой опрятный дом в уютном торговом городке. Для начала ничего претенциозного, пусть домик будет чистеньким и милым – да, и с прямоугольной латунной табличкой на двери. Эту табличку Люси будет начищать до блеска! К этому моменту в голове у нее уже созрела великолепная мысль. Изучая «Ланцет» – этот журнал Люси регулярно просматривала в Библиотеке Митчелла, – на прошлой неделе она наткнулась на объявление, от которого у нее загорелись глаза. Обществу медпомощи Северного Стаффордшира требовались двое ассистентов, активных молодых людей, предпочтительно выпускников из Глазго. При полной занятости каждому бесплатно предоставлялся дом с освещением и угольным отоплением, а также жалованье в размере триста пятьдесят фунтов в год. Гарантированный доход, без необходимости вносить вперед хотя бы пенни! Люси чуть не задохнулась от счастья. Две вакантные должности. Наверняка Питер сможет получить одну из них.

Она сразу же позвонила ему в Королевскую больницу, чтобы рассказать о своей идее. Он тоже видел это объявление, но, как ни странно, стал возражать. Его не привлекала врачебная практика по договору – якобы этого не одобряет Британская медицинская ассоциация, дежурства очень изматывают, такая работа накладывает на человека определенный отпечаток и вредит профессиональной репутации. В целом он вполне доходчиво объяснил, почему ему не интересна эта вакансия.

Но у его матери было совершенно иное мнение. Накануне она позвонила ему, а в эту субботу была полна решимости довести начатое до конца, когда сын придет навестить ее. У него вошло в привычку являться по субботам в один и тот же час, но с некоторых пор из-за чрезмерной нагрузки в больничных палатах – Питер называл это адской работой – он то и дело пропускал визиты. Более того, в последнее время Люси мучилась смутными подозрениями. Отчего? Оттого что порой не знала, как вести себя с сыном – он стал скрытным, и она яростно пыталась понять, в чем причина. Но не могла.

Люси боялась признаться себе, насколько сильно скучала по Питеру все эти пять месяцев. Ей было одиноко. Она виделась с ним редко и успокаивала себя тем, что Королевская больница совсем рядом. Часто по вечерам, сидя в темной гостиной и глядя, как на холме ниже здания университета загораются больничные окна, Люси находила сентиментальное утешение в том, что сын близко.

Вот и сейчас, устроившись в кресле, упираясь локтем в подлокотник и обхватив ладонью щеку, она испытывала все то же странное чувство неудовлетворенности и в растерянности морщила лоб. Ее щеки немного округлились, поскольку в последнее время она стала лучше питаться. На ней было опрятное платье из сержа – самодельное платье она давно отдала благодарной миссис Коллинз. Но на лице Люси отражалось беспокойство. Пожалуй, ей и вправду нужно отдохнуть! Она уже договорилась, что возьмет двухнедельный отпуск в начале следующего месяца. И после этого точно уволится со своей службы. Мисс Тинто тонко намекнула ей, что разумно будет перед увольнением взять отпуск в «Хендерсон энд Шоу». Люси едва ли позаботилась бы об этом, поскольку голова ее была занята мыслями о совместном будущем с сыном.

Вдруг раздался звонок. Люси медленно поднялась. Нет, это не Питер, тот, как и раньше, заявлял о своем приходе по-особому. Она вышла в переднюю и закрыла распахнутую настежь дверь в гостиную. В последнее время Люси стала остро ощущать пустоту их дома, и эта пустая квартира, которая хорошо просматривалась от входа, требовала постоянной маскировки. Затем Люси пошла отворять.

На пороге стоял пожилой краснолицый мужчина. Лицо застыло в просительной улыбке: посверкивал золотой зуб, на блестящем носу картошкой появилась рябь мелких морщин. Незваный гость был приземист, одет в пальто из гладкой черной ткани, с отворотами из атласа. Над невысоким воротником нависали складки мощной шеи, на широком галстуке сверкала гранатовая булавка. Рукой, унизанной тремя перстнями, которые врезались в пальцы, неизвестный вертикально держал за среднюю часть тяжелую трость из ротанга с серебряным набалдашником. На голове этого господина красовалась шляпа из каракуля, открывающая уши и по форме напоминающая тюрбан. Чудна́я шляпа придавала коротышке значительность.

– Миссис Мур? – сверля Люси проницательными прищуренными глазками, спросил незнакомец. Улыбка не сходила с его лица.

– Да! – довольно резко ответила она, неприятно пораженная его странным видом.