Одна только Великая имперская ложа в Берлине оставалась чужда зарождавшейся повсюду новой жизни. Считая себя единственной «истинной обладательницей тайного учения древнего происхождения», она стала разыгрывать роль высшей инстанции для всего масонства, — хотя большинство лож весьма мало ею интересовалось, — и твердо придерживалась шведской системы. Система эта состоит из 9 степеней и 3 разрядов. Первая заключает в себе Иоаннову ложу с 3 разрядами, вторая — шотландскую, или Андрееву ложу с 2 разрядами (Андрея — подмастерья и Андрея — мастера). Ложа Стюарта, или капитул с 4 разрядами образует третью степень. Она заключает в себе «Доверенных братьев Соломона», «Рыцарей Востока» при возникновении Иерусалима, «Рыцарей Запада», «Доверенных Иоанна» и «Избранников Андрея». Сюда присоединяется еще один почетный разряд «Братьев с красным крестом». Во главе всего стоят Высокопросвещенные братья архитекторы. Глава ложи Vicanus Solomonis является высшей инстанцией касательно учения и ритуала.

В то время как эдиктом 1798 г. в Пруссии воспрещены были все тайные общества, трем берлинским Великим ложам была все же обещана терпимость и защита, и, в то время как число принадлежавших к ним лож все возрастало, другие немецкие ложи сильно страдали от французского гнета. Тем не менее многие ложи сохранили бодрость духа и проявляли горячую отзывчивость к идеалам масонства. Юношеская подготовленность немецкой культуры, которая еще ничего не знала о разнообразной общественной жизни городов, оказалась благодатной почвой для масонской деятельности с ее благочестием и мирным настроением.

Возникло много новых масонских союзов. Берлинские Великие ложи созвали в 1810 г. съезд Великих мастеров для обсуждения вопросов, затрагивающих общие интересы. В 1811 г. возникли Императорская ложа Саксонии, Великая ложа Ганноверского королевства, которая закрылась в 1866 г. и подчиненные ложи которой присоединились к Великой ложе Royal York, далее Великая ложа Zur Sonnen Байрете и, наконец, в 1846 г. Великая ложа Zur Eintracht в Дармштадте.

После заключения мира, которым закончилась Великая война за освобождение, наступила трезвая эпоха тихого самоуглубления, бедная Великими событиями, но богатая упорной работой. «Впервые за три столетия над безмятежной Северной Германией пронеслось настоящее народное движение, зрелище всех этих стихийных сил, которые пробуждаются в такие бурные эпохи, подавило и оглушило многие слабые умы. Подобно тому как в Англии в эпоху Карла II тысячи честных людей были уверены в существовании вымышленного заговора, так теперь в Германии многими умами овладело какое‑то мрачное безумие, все захватывавшее на своем пути, подобно опустошительной чуме, и далеко не одни лишь негодяи верили в тайные интриги демагогических союзов».

Возобновленное свободное движение подавлялось. Общественная жизнь была погребена в механизме полицейского государства. Настало такое ужасное время, что даже Арндт, «этот вернейший из вернейших», был принужден прятать свои записки в погребе или под полом своей комнаты. Оскорбительный гнет полицейского крючкотворства сказывался на жизни лож. Самые лучшие силы, разочаровавшись, устранились. И среди всеобщей апатии обители терпимости и любви к человечеству, там где они не были — как, например, в Кургессене — совсем закрыты, подпали безнадежному господству ничтожных филистеров.

Постепенное пробуждение от глубокого сна началось лишь с конца тридцатых годов. Франкмасонская жизнь в Германии начала снова понемногу возрождаться, в особенности благодаря присоединению к союзу принца прусского (1840), — событие, побудившее вступить в союз также и других немецких правителей, как, например, короля Георга Ганноверского и герцога Эрнста II Кобург-Готского. Вместе с тем возродился и благотворный дух корпораций и ассоциаций, и там, где союз не имел убежища, братья стали соединяться в масонские товарищества, а члены соседних лож — в областные союзы.

Но франкмасонский союз еще не вышел из периода долгого, полного ошибок и разочарований, ученичества. Реалистическое направление эпохи, стремление к веселой и обеспеченной жизни, демократическое мировоззрение, бесцельное вольнодумство, не отражающее настроение умов, — все эти течения 40–х годов стали находить невинно добродушный идеализм скучным и бессодержательным. С высокомерной улыбкой взирали теперь на мир идеалов, чуждый погони за «злобой дня», видя в нем нечто ожившее, что давно пора выбросить за двери; и полные глубокого настроения масонские храмы превратились в арену для новых страстей.

Но ограниченная односторонность партийного и сектантского духа никогда не была привлекательной для немецкого ума, а доктринерская уверенность в своей непогрешимости в эпоху, когда решаются мировые судьбы, является характерной чертой тупой толпы, состоящей из жалких посредственностей. Поэтому мирный дух масонства, господствовавший в ложах, принужден был стыдливо прятать свою главу и избегать тех мест, где школьное высокомерие, фанатичное морализование и демократическая ненависть к деспотизму заглушили тихий голос благочестивого созерцательного настроения. Обширные залы союза человечества опустели, и там, где еще чувствовались, быть может, отголоски гуманного духа прежних дней и легкое дыхание красоты и добра, некогда мирно там царившие, — даже и там он безнадежно погибал среди холодной мертвящей атмосферы реакционного периода.

Но именно в периоды величайших бедствий, когда начинает казаться, что рушится земля и небо, снова находятся люди, которые сулят спасение и призывают к деятельности. Мы не знаем, откуда они приходят, но они являются. Еще меньше можем мы разобраться в таинственной связи наиболее выдающихся явлений исторической жизни. Так, мы видим, что появление составленной и изданной Иосифом Габриелем Финделем (род. 21 октября 1828 г.) «Bauhutte» (1858) явилось для немецкого масонского мира прямо‑таки выходом из состояния мучительной агонии. С дерзкой юношеской отвагой и большой страстностью, но честно и с глубоким нравственным чувством, книга призывала к идейному, соответствующему потребностям времени развитию учреждений и приемов франкмасонства; из последующего ясно, что издатель ее понял недуги и слабые стороны эпохи. К нему немедленно устремились все выдающиеся умы и вызвали повсюду такое воодушевление, что даже Великие ложи, с недоверием и подозрением следившие за движением, не смогли уклониться от него.

Они решили преобразовать на современный лад свои уставы и ритуалы. Основанный в 1861 г. союз немецких франкмасонов также стал энергично высказываться на своих ежегодных съездах за реформы.

Одно из самых многообещающих проявлений этой деятельности — учреждение в 1872 г. немецкого союза Великих лож с переменным председательством, — прекрасное н многообещающее потому, что таким путем может, по — видимому, осуществиться слияние всех Великих лож в одну национальную Великую ложу. Даже Великая имперская ложа принуждена была отказаться от своего одностороннего доктринерства, ввиду бурного брожения умов. Когда появилось возбудившее всеобщее внимание сочинение Финделя («Школа иерархии и абсолютизма»), в котором автор выступал против исторических преданий Великой имперской ложи как лживых измышлений и заклеймил всю ее систему как пережиток масонских заблуждений прошлого века, прусский кронпринц Фридрих — Вильгельм, в качестве главы ордена высказался в своей знаменитой речи, произнесенной в Иванов день (24 июня 1870 г.), за свободное от предвзятости историческое исследование и требовал безусловного признания добытой таким путем истины. В дополнение к этому он сообщил провинциальному гроссмейстеру Шифману архивные изыскания касательно системы и исторических основоположений Великой имперской ложи. Когда же оказалось, что результаты его усердных исследований неблагоприятны для шведской системы и в особенности, когда он доказал, что учения 8 разряда — не более как каббалистическая фантазия, когда, наконец, кронпринц убедился, что ортодоксальные члены ложи, не скрывая своей враждебности, оказывали пассивное сопротивление стремлению установить историческую истину и реформировать систему, — то он 17 марта 1874 г. сложил с себя свое звание.