Грустно улыбнувшись, она, наконец, принялась за чай и продолжила:

– Он научил меня, как следует держаться в обществе, как одеваться, как вести себя с людьми. В течение долгого времени я старалась не выходить из дома, опасаясь выдать собственное происхождение, однако с годами у меня прибавилось уверенности в себе, и я, насколько мне кажется, ни разу не поставила его в неловкое положение в присутствии коллег. Понимаете, Энгус, в полную противоположность Кейлебу, обладал безграничным терпением. Я не припоминаю, чтобы он когда-нибудь выходил из себя. Это казалось ему абсолютно неприемлемым с точки зрения собственных принципов.

– Жаль, что мне не довелось с ним познакомиться, – откровенно призналась Эстер. – Возможно, он казался немного напыщенным, наверное, ему не хватало чувства юмора или воображения, но он, безусловно, отличался редкостной добротой и внутренней целостностью – качествами, которые встречаются у людей весьма редко и делают им честь. Благодарю вас за рассказ. – С этими словами девушка поднялась, собравшись уходить. – Извините меня за мои вопросы. Они наверняка заставили вас страдать.

– И доставили мне удовольствие. – Миссис Стоунфилд поднялась вслед за нею. – Мне нравится разговаривать о нем. Это очень печально, когда о человеке перестают вспоминать после смерти, как будто он вообще не жил на свете. Я рада, что вам захотелось о нем узнать.

* * *

До того как Эбенезер Гуд вышел из дома, Монк, еще раньше узнавший от Женевьевы, где прошло детство Энгуса, нанял кеб и отправился на вокзал, чтобы успеть на первый поезд, идущий в Беркшир, где находилась деревня Чилверли. Поездка эта оказалась весьма скучной: Уильяму пришлось сделать несколько пересадок, каждый раз подолгу ждать следующего поезда, а потом выбираться из теплого здания станции, где топился камин, на продуваемую леденящим ветром платформу, чтобы сесть в не менее холодный вагон. Часы показывали четверть одиннадцатого, когда он, наконец, сошел на станции Чилверли, встретившей его свежим ветром.

– Чилверли-холл? – любезно осведомился начальник станции. – Да, сэр, это примерно в трех милях к северу отсюда. Вон там. – Он указал направление, встав к Монку вполоборота. – Вы не знакомы с полковником Паттерсоном? А то вы очень напоминаете мне военного…

Такое заявление показалось сыщику весьма удивительным. Впрочем, он бы ничем не выдал собственных чувств, будь это сейчас в его интересах.

– Полковник Паттерсон? – переспросил он довольно угрюмо. – Он живет в Чилверли?

– Да, сэр, в Чилверли, в Беркшире. – Начальник станции смотрел на собеседника с явным нетерпением. – Кого вы ищете, сэр?

– Имение лорда Рэйвенсбрука.

– Господь с вами, сэр! Здесь есть такое имение, только сам Рэйвенсбрук там уже не живет. Он продал его и, как утверждают, переехал в Лондон.

– Удивительно, почему его родственники этому не воспротивились, – как бы невзначай заметил Уильям.

– Так оно и было бы, я вам скажу. – Железнодорожник покачал головой. – Но лорд Майло последний в их роду. Поэтому никто не помешал ему продать имение, когда он так захотел. Ему, наверное, уплатили кругленькую сумму. – Он приподнял кепи, приветствуя двух джентльменов, одного в широкой куртке с поясом, а другого – в шинели, которые прошли мимо, прежде чем свернуть к ведущим к дороге воротам.

– У него нет родных братьев или хотя бы двоюродных? – Этот вопрос детектив задал просто так, без всякой необходимости.

Начальник станции вновь обернулся к нему:

– Нет, сэр. У него был младший брат, но он погиб, бедняга. Это случилось в Италии или где-то еще в тех краях. – Он опять покачал головой. – Он, как говорят, утонул. Мне его очень жаль. Он был весьма приятным джентльменом, правда, немного необузданным. Красивый такой, чересчур вольно обращался с женщинами и с деньгами тоже. Но все равно, печальный конец, тем более в таком возрасте…

– Сколько лет ему было? – Это тоже едва ли имело значение, но Уильяму почему-то стало любопытно узнать такие подробности.

– Тридцать один год или, может, тридцать два, – ответил начальник станции. – Это случилось давно, больше четверти века назад; с тех пор прошло почти тридцать пять лет.

– А вы не знаете, в имении не осталось никого из прежней прислуги?

– О нет, сэр. Все слуги уехали вместе с их светлостью. Полковник Паттерсон привез сюда своих людей.

– Неужели я не встречу здесь никого, кто тогда там жил? – продолжал настаивать Монк. – А как насчет тех, кто работал не в самом доме? Например, садовник, лесник, кучер? Приходской священник, который служил здесь тогда, – может, он все еще служит?

Железнодорожник утвердительно кивнул:

– О да. Его дом стоит напротив церкви, прямо за второй рощицей вязов. – Он указал в сторону зеленой стены деревьев вдалеке. – Вы никак не пройдете мимо. Идите по дороге и никуда не сворачивайте. До него отсюда две мили, сэр.

– Спасибо. Благодарю вас за любезность и за то, что вы уделили мне время. – И, не дожидаясь ответного выражения признательности, сыщик зашагал в указанном направлении.

Обнаженные ветви вязов с шумом раскачивались под напором порывистого ветра. В небо взлетела большая стая грачей, вспугнутая охотившейся кошкой. Невысоко от земли, где стволы начинали ветвиться, прилепились их неопрятные гнезда. Зима в этом году выдалась по-настоящему суровой.

Священник оказался пожилым человеком, однако весьма подвижным, с живыми светлыми глазами. Он поприветствовал Монка, стоя возле изгороди и с надеждой разглядывая зеленую лужайку, где пробивались из луковиц первые побеги нарциссов.

Детектив объяснил цель своего визита, постаравшись изложить ее как можно короче.

В ответ священник посмотрел на него с нескрываемым интересом.

– Да, сэр, конечно, могу. Какое приятное утро, не правда ли? Еще совсем немного, и нарциссы совсем подрастут. Мне нравится, когда они зацветают. Заходите в гостиную, дружище! Там топится камин. Вам не помешает согреться с дороги.

Хозяин дома подошел к калитке и открыл ее, пропуская гостя. Потом они прошли по ведущей к дому дорожке, засыпанной мелкой галькой и обсаженной с боков кустами жимолости с тесно переплетенными ветками, на которых пока не показалось ни единого листочка.

– Кстати, может, вы пообедаете со мною? – предложил священник, пропуская Уильяма в дом, встретивший их приятным теплом. – Я терпеть не могу есть в одиночестве. Это недостойно цивилизованного человека. Хороший разговор никогда не помешает за столом, вам так не кажется? – С этими словами он прошел через тесно заставленную мебелью прихожую и распахнул дверь, ведущую в комнату со светлыми портьерами из вощеного ситца. – Моя жена умерла пять лет назад. С тех пор я перезнакомился со всеми здешними жителями. Я знаю каждого из них. Как и они меня. К тому же мы знакомы уже долгие годы. Поэтому нам трудно чем-нибудь удивить друг друга. Зимой становится совсем тоскливо. Летом скучать некогда, хватает дел в саду. Так как, вы сказали, вас зовут?