простирать на пользу ближних и на них же изливать все, что бы ни получил от Щедродавца — Бога. Одно здесь не бывает без другого: нельзя любить Бога, не любя ближних, и нельзя любить ближних, не любя Бога, — равно как любя Бога и ближних, нельзя не жертвовать собою славе Божией и благу ближних. Но когда человек мыслию, сердцем и желанием отвращается от Бога и вследствие того и от ближних, то естественно останавливается на одном себе — себя поставляет средоточием, к которому направляет все, не щадя ни Божественных уставов, ни блага ближних. Вот корень греха! Вот семя всего нравственного зла! Глубоко кроется оно во внутренности сердца. Но разрастаясь и подавляясь ближе к поверхности сердца, семя сие выходит из него уже в трех видах, как бы в трех стволах, проникнутых его силою, преисполненных его жизнию: в самовозношении, своекорыстии и любви к наслаждениям. Первое заставляет человека говорить в сердце своем: кто как я; второе: всем хочу завладеть; третье: хочу жить в свое удовольствие» (Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника. Начертание христианского нравоучения. Ч. I. М., 1994. С. 183).

644 Эта фраза (φιλοσόφησον συ δι ευχής καί υπομονής)намекает на понимание христианской религии как высшей философии, запечатленное уже в древних слоях церковной письменности. В частности, оно прослеживается у Климента Александрийского, который, например, говорит: «Человек разумный никогда не предпочтет приятного доброму. Не говори: “Не всем же быть философами”. Неужели?

А разве не все мы стремимся к вечной жизни? Что скажешь ты на это? Зачем же ты и веру принял? Можешь ли Бога любить и ближнего не философствуя? “Да я и читать-то не умею”, — быть может, скажет кто-нибудь. Если читать не умеешь — чем ты защитишься, если не слушаешь? Слушанью ведь не нужно учиться. Впрочем, вера вовсе и не есть достояние мудрых мира сего (1 Кор. 1, 26–27), а мудрых в Боге. Бога и не зная грамоты можно познавать; свиток, содержащий положения этой веры и обращенный к людям, хотя и к простым и несведующим, есть, однако же, Божественный; это — Божественное самосвидетельство, именуемое Божественной любовью, это — книга печати духовной» (Климент Александрийский. Педагог. М., 1996. С. 270–271). Понимание христианства как высшего любомудрия необходимо предполагало и упражнение в добродетелях: в терпении, кротости, любви и пр. Св. Исидор Пелусиот на сей счет говорит: «Любомудренный и кроткий, переносящий оскорбления и обиды от врагов, когда оскорбляют, не оскорбляется, и когда обижают, не обижается. А если надлежит говорить правду, обиженными и оскорбленными бывают сами обидчики и оскорбители, их и люди осуждают, о них и отзываются худо; а кто выше оскорбления и обиды, тот и здесь будет увенчан от всех похвалами, как препобедивший не только врага, но и раздражительность, и там приимет от Бога самые великие награды. Если же скажешь, что много нужно пота и труда, чтобы оскорбляемому перенести это, то не буду отрицать сего, но скажу, что наибольшими трудами порождаются венцы. А если угодно тебе и удобоприменимым примером угасить воспламенение души, приведи себе на мысль, что, когда скверная эта рука заушала священное лицо Господа, тогда изрек Он слова, которые лучше и выше всякого любомудрия: аще зле глаголах, свидетельствуй о зле: аще же добре, что Мя биеши? — и сим изречением не переставай врачевать душу» (Творения святаго Исидора Пелусиота. Ч. 3. М., 1860. С. 108).

645 Ср. толкование: «Апостол повелевает мужественно переносить наносимые обиды, обидчикам воздавать не обидами и неприязненным доставлять потребное для них. Ибо сие соплетает венцы любомудренным, а обидчикам увеличивает наказание. Впрочем, надобно знать, что не для того надлежит услуживать неприязненным, чтобы они понесли большие наказания. Ибо божественный апостол привел слова сии с намерением угасить раздражение в обиженном, а не на то покушаясь, чтобы добром увеличить зло» (Творения блаженнаго Феодорита, епископа Кирскаго. Ч. 7. М., 1861. С. 138). Согласно свт. Феофану, «есть отмститель правды — Бог. Предай дело отмщению Божию; Он воздаст, если должно. Это и значат слова: дадите место гневу, гневу Божию, то есть праведному Его воздаянию, ибо у Бога нет гнева, а есть праведное воздаяние, которое кажется гневом тому, кто подвергается ему» (Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника. Толкование Посланий апостола Павла. Послание к Римлянам. С. 816).

646 Собственно, имя «Пимен» (Ποιμήν) и означает «пастырь», «пастух», а поэтому свт. Феолипт обыгрывает это (του αγίου και άναχωρητου Ποιμένος, του καί μιμητού του καλού Ποιμένος Χρίστου). О преп. Пимене, прожившем более ста лет, см.: Сергий (Спасский), архиеп. Полный Месяцеслов Востока. Т. III, ч. 1–2. М., 1997. С. 341. В научной литературе иногда высказывается осторожное предположение, что, возможно, в IV–V веках было два подвижника, носящих имя «Пимен». См.: Chitty D.J. The Desert A City. An Introduction to the Study of Egyptian and Palestinian Monasticism under the Christian Empire. N. Y., 1966. P. 69–71. Однако данное предположение остается не более чем зыбкой гипотезой. Несомненно, что преп. Пимену принадлежит значительная часть (ок. четвертой или пятой) алфавитного собрания «апофтегм» (в русском переводе: «Достопамятные сказания»); это позволяет делать вывод, что авва Пимен и его «школа» были хранителями и главными носителями «скитского духовного предания». См.: Bousset W. Apophthegmata. Studien zur Geschichte des altesten Monchtums. Tiibingen, 1923. S. 68–71; Les apophtegmes des Peres. Collection systematique. P. 77–79.

647 Это повествование в своем полном виде гласит: «Авва Тимофей, пресвитер, говорил авве Пимену: есть одна женщина в Египте, которая живет блудно, а доходы свои отдает в милостыню. “Она не останется блудницей, — сказал авва Пимен, — ибо в ней виден плод веры”. Вскоре после этого пришла к пресвитеру Тимофею мать его. Он спросил ее: что, та женщина продолжает еще блудодействовать? “Да, — отвечала ему мать, — у нее стало еще больше любовников, но она все отдает в милостыню”. Авва Тимофей сказал об этом авве Пимену. А авва Пимен опять отвечал ему: не останется она блудницей. Мать аввы Тимофея пришла в другой раз к нему и сказала: “Знаешь ли? Блудница та хотела идти со мною и просить тебя, чтобы ты помолился о ней; но я не взяла ее”. Авва Тимофей сказал об этом авве Пимену, а тот говорит: “лучше сам пойди и навести ее”. Авва Тимофей пошел и был у нее. Блудница, увидев авву Тимофея и услышав от него слово Божие, пришла в сокрушение и плакала. Потом сказала: “отныне я прилеплюсь к Богу и не стану более блудодействовать”. Вскоре