Роза – наша старшая с Матвеем дочь, ей шесть. Сыну Андрею – четыре. Мы назвали их в честь наших ушедших сестры и брата. И уверены, что наши дети – просто ангелы. Матвей, который посторонним кажется суровым и грозным, в детях души не чает и балует их. Он у нас добрый папочка, который все разрешает. А вот мамочка злая – заставляет чистить зубы, есть кашу и делать зарядку.

Я закрываю дверь в комнату дочери и иду в спальню, где меня ждет муж, поздно приехавший с работы. Андрей уже спит – я уложила его первым.

Матвей еще не успел раздеться. В брюках и в белой рубашке с длинными рукавами – одной из тех, которые я глажу ему каждое утро, – он стоит у приоткрытого окна, играет крышкой зажигалки и разговаривает по телефону. Окно выходит в сад, а поэтому воздух пропитан осенним нежным цветочным ароматом. Кроме обычного сада у нас есть и зимний, где растут прекрасные цветы, за которыми я ухаживаю сама. Это подарок Матвея – он знал, что мне жаль каждый срезанный умирающий цветок, поэтому решил, что мои цветы должны быть живыми. Я часто пишу в зимнем саду – цветы для меня стали источником вдохновения.

Я подхожу к Матвею и обнимаю сзади, прижимаясь щекой и грудью к его спине – прямой и сильной. Я безумно рада его видеть – скучаю каждую минуту, пока его нет. Казалось бы, мы так давно вместе, видим друг друга насквозь, знаем каждую черточку, но моя любовь к нему не становится меньше. И когда он рядом, море в запястьях волнуется так же, как и при первом нашем поцелуе. Нежность и страсть никуда не делись, они наши верные спутники. А взаимное притяжение все такое же сильное, и мне все так же кажется, что мои губы ранят лезвия, когда он меня целует. И чем нежнее поцелуи, тем тоньше лезвия.

Матвей заканчивает разговор, кидает телефон на подоконник и поворачивается ко мне. Обнимает, целует в губы, прокладывает дорожку из поцелуев по шее к ключице.

– Как прошел день, принцесса? – мягко спрашивает он меня.

– Хорошо, – отвечаю я, обнимая его за пояс. Андрей сегодня капризничал. Хотел, чтобы папа с ним погулял.

– Погуляю в пятницу вечером, – обещает Матвей, который иногда кажется мне настоящим трудоголиком. Офис – его второй дом. – Ты же знаешь, сейчас я занят. Как подготовка к выставке?

– Идет полным ходом, – улыбаюсь я.

Это моя первая персональная выставка, и я готовилась к ней долго и тщательно. Я впервые покажу свои работы широкой публике и надеюсь, что смогу продать много картин. Все, что я заработаю, пойдет в фонд помощи больным детям, в котором трудится Алиса, отдавая себя профессии полностью. Для меня это очень важно – мы с Матвеем постоянно делаем пожертвования, но стараемся это не афишировать. Добро ценит молчание, это зло обычно кричит, захлебываясь собственными воплями и привлекая внимание.

– Если будет нужна моя помощь, только скажи, не молчи, хорошо? – просит меня Матвей.

Я с ласковой улыбкой киваю в ответ. На самом деле о помощи я прошу всесильного Матвея, известного как жесткий человек и успешный бизнесмен, редко. Тогда, когда действительно не справляюсь. Сначала его это раздражало – Матвей хотел решать все мои проблемы сам, но со временем свыкся и даже стал гордиться мною. Знаю, что своим партнерам и друзьям он говорит, что его жена – талантливая художница, хотя меня хвалит скупо, в своей привычной издевательской манере.

– Кстати, у меня идея насчет выходных, – шепчет Матвей, уткнувшись носом в мои волосы. – Сгоняем посмотреть на северное сияние? Детей можно оставить маме – она давно просила.

Мамой он называет мою маму – она сама попросила его об этом. И души в нем не чает, словно в сыне. Его мамы не стало несколько лет назад, однако серьезных ухудшений у нее не было – лекарства и терапия поддерживали ее, как и любовь сына.

– Ну, как тебе, принцесса? – спрашивает Матвей. – Прогноз благоприятный.

– Я согласна, волчонок, – отвечаю я, чувствуя себя безмерно уютно в его сильных руках. – Отлично, двинемся в Финляндию, – ухмыляется он. Я уже забронировал нам иглу. Стеклянное.

– Без моего согласия? – хмурюсь я.

– Я же знал, что ты согласишься, – лукаво говорит Матвей, скидывает с меня прозрачный кружевной халатик, оставив в одной сорочке, и толкает на кровать. – Я слишком сильно соскучился по тебе, принцесса. Ты ведь ждала меня? – Он опускается на кровать рядом со мной, и его рука скользит по прохладной ткани атласной сорочки. Его взгляд многообещающ и нетерпелив.

Однако он не успевает поцеловать меня – мы слышим крик Андрея.

Матвей моментально вскакивает и бежит в его спальню, я несусь следом за ним, думая о том, что могло случиться с моим ребенком.

Мы вбегаем в детскую, включаем свет и видим сына, кричащего и трясущегося под одеялом. Я тотчас хватаю его на руки и осматриваю – не случилось ли чего? Андрей цел, и я выдыхаю, прижимая его к себе.

– Что случилось? – допытывается Матвей. – Сынок, скажи, что случилось? Почему ты плачешь?

– Монстр, папа! – хныкает Андрей у меня на руках. – Под кроватью живет монстр! Он хочет меня сожрать!

От этих слов мне становится дурно, и Матвей видит, как я бледнею. У меня только одна мысль – Габриэль. Это он вернулся с того света и хочет что-то сделать с моими детьми. Я едва сдерживаюсь, чтобы не заплакать.

– Сейчас папа найдет монстра, – хмурясь, говорит Матвей, глядя на меня. – И выгонит его. Папа же сильный? Ты же знаешь, какой папа сильный?

Андрей только кивает, вцепившись в меня руками. И я киваю, гладя сына по волосам – таким же русым, как и у меня. Матвей поднимает матрас – монстра нет. Матвей открывает дверки шкафа – монстра нет. Матвей обыскивает каждый угол в спальне нашего сына – никаких монстров. Я успокаиваюсь, Андрей – тоже. И даже тьма за окном нашего дома не кажется больше пугающей.

Глядя на Матвея, который уверенно и спокойно осматривает комнату, я вдруг думаю, что, если бы мои мама и папа поверили мне в детстве, если бы стали искать монстра, может быть, все было бы иначе? Как знать. Став матерью, я понимаю: как же это важно слушать своего ребенка.

Матвей берет сына на руки и спрашивает:

– Откуда ты знаешь про монстра?

– Мальчик в садике рассказал секрет, – признается Андрей. – Сказал, что у него под кроватью живет монстр. И я испугался, что у меня под кроватью тоже живет монстр. Проснулся и подумал – а вдруг он там? Пап, его точно нет?

– Нет. Мы ведь никого не нашли, – отвечает Матвей. – Верно? Значит никакого монстра нет.

– Нет, – вздыхает сын. – Пап, пап, а что, если монстр невидимый?

– Невидимых монстров нет, – уверенно отвечает Матвей, с любовью глядя на меня и чуть улыбаясь. Невидимые только ангелы. И один из них всегда с тобой. Защищает от всех чудовищ на свете.

– Правда? – радуется сынишка.

– Конечно, – улыбаюсь я и целую в щеку – сначала сына, потом его отца, а последней – Розу, которая спит в своей комнате так крепко, что ее не будят никакие крики.