Серебряный Дракон, вышитый на полотнище, реял над схваткой. Он то наклонялся, то снова гордо взмывал вверх, опять падал и поднимался, пока наконец не встал твердо. Его удерживала сильная рука, затянутая в перчатку. В другой руке знаменосца блеснул Коготь дракона.

Тем временем на склоне противоположного холма появился свежий отряд противника. Это были спаги, турецкие рыцари в тяжелых доспехах. Они ударили с фланга и стали пробиваться прямо к Дракуле. Всадники прорубали себе дорогу сквозь дерущуюся толпу, кроша всякого, кто попадался им на пути, не разбирая, друг это или враг.

Ион затаил дыхание. Он видел, что спагов возглавлял турок крупного телосложения, закутанный в белую ткань от чалмы до шпор, уколами которых он понуждал лошадь двигаться быстрее. Лицо этого гиганта закрывал плотный белый шарф, в руке он держал длинное копье. Турок добрался до рыцаря в черных доспехах, который совершенно неожиданно остался в полном одиночестве под знаменем Дракона, и напал на него. Копье ударилось о меч, валах отбил удар. Ион видел, что Дракула рванулся назад, потом в сторону, атаковал в ответ, однако его выпад прошел под рукой врага. Турок прижал к себе меч валаха и резко повернул лошадь. Рыцарь в черных доспехах не удержал оружие. Оно повисло под мышкой у спага. После этого Ион видел Дракулу всего мгновение. Безоружный князь смотрел на копье, нависшее над ним. Тут ряды сражающихся снова сомкнулись вокруг Влада, поглотив и знамя, и его самого, так что рассмотреть что-то стало совершенно невозможно.

— Нет! — пронзительно закричал Ион.

В мгновение ока он вскочил на лошадь и ринулся вниз по склону. Тремблак даже не вытащил меч из ножен. У него не было на это времени.

Он довольно быстро достиг долины и сразу направился туда, где видел Дракулу. По пути Иону попадались турки, но он не давал себе труда обмениваться с ними ударами, просто уклонялся и ехал дальше. Количество поединков вокруг него явно уменьшилось, толпа поредела. Многие валахи видели, что их штандарт упал. Они предпочли отступить и спасаться бегством, если оставались на лошадях. Те же, которых враги выбили из седла, корчились от боли на земле.

Но схватки продолжались и здесь. Ион увидел четырех солдат. Они отчаянно боролись, не давали один другому подняться, старались откинуть забрало на шлеме противника и ударить в прорезь кинжалом.

Тремблак приблизился к ним. Все четверо как по команде повернулись к нему. Один, должно быть валах, быстро сообразил, что надо делать, и схватился за удила, чтобы лошадь Иона вытащила его из общей кучи. Другой же, конечно турок, в этот момент ударил коня по ногам. Тот громко заржал, ноги его подогнулись. Животное интуитивно сделало один слабый, неверный шаг и рухнуло на землю. Ион не удержался в седле, перелетел через его голову, упал и больно ударился о холодный склизкий камень. Шлем, который он не успел закрепить как должно, соскочил. Какой-то турок, оказавшийся поблизости, увидел врага и бросился на него с алебардой. Ион успел перевернуться. Лезвие прошло мимо, однако древко попало в него и буквально вмяло лицом в грязный снег, пропитанный кровью.

Тремблак ясно осознавал, что должно было вот-вот случиться. Он видел, как алебарда поднялась, и обреченно ждал, когда она опустится и отправит его в мир теней.

Вдруг Ион совершенно забыл о собственной судьбе. Он приподнял голову и увидел нечто такое, что вернуло его сознанию полную ясность. Это был Дракула. Он как-то очень уж медленно поднимался с земли. Черные волосы упали вперед и закрыли ту часть его лица, которая была разбита и покрыта кровью. Вторая половина была чистой, без единого пятнышка. Яркий зеленый, широко распахнутый глаз неотрывно смотрел прямо на Иона. Потом появилась шея, отороченная кровавой каймой. Больше ничего не было.

Перед тем как померк свет, как алебарда опустилась и ее удар окончательно погрузил Иона во мрак, он успел разглядеть, что голова Дракулы была надета на копье. Она высоко вознеслась над полем битвы. Потом все кончилось.

Она грезила им, видела его во сне. В мечтах Влад прикасался к ней так нежно, как умел только он. Илона стремилась к нему всем сердцем, но ей хотелось, чтобы он проявлял больше страсти, даже грубости. В доме на улице Нектар в Эдирне ее научили множеству разных женских хитростей, но женщина знала, что сама получит удовлетворение только тогда, когда сумеет разжечь чувства своего господина. Она не хотела, чтобы он был печален и задумчив. Ей мало было оставаться только прибежищем его сердца, средством успокоения, похожим на какое-то лекарство.

Илона мечтала о том, чтобы он резко перевернул ее, развел ноги, схватил за волосы, откинул голову и, дрожа от страсти, кусал ее шею, сливаясь воедино. Если бы она могла, то ущипнула бы его раненую, изувеченную руку, отвечая болью на боль, а потом решила бы, какой из тысячи способов надо использовать, чтобы продлить их общую радость.

Крик разбудил монахиню и разрушил ее иллюзии. Это было вовсе не проявление радости или удовольствия, даже не боли, доставляемой ради того наслаждения, о котором она только что мечтала. Это был вопль ужаса.

Илона мгновенно проснулась и подумала, что, возможно, во сне, в грезах о Владе, она обратила свои ласки к соседке по постели. С ней действительно редко, но случалось подобное. Это вызывало протест. Монахини отказывались ложиться с ней в одну постель, однако зимой это было необходимо. Все сестры ложились спать по двое и грели друг друга, иначе в келье можно было замерзнуть до смерти.

Женщина подскочила на кровати и обнаружила, что рядом с ней лежит сестра Мария, круглолицая болтливая хохотушка. Похоже, Илона даже не прикоснулась к ней. Она обожала Марию. Эта всегда улыбающаяся деревенская девушка была в прямом и переносном смысле самым теплым созданием во всем монастыре.

Однако сейчас сестра Мария не улыбалась, она плакала. Возможно, ей тоже снилось что-то.

— Что с тобой, дитя мое? — прошептала Илона и погладила девушку по голове.

— Разве ты не слышишь, сестра Василика?

Кожа Марии покрылась мурашками, голос заметно дрожал.

Илона прислушалась. Буря утихла. Ветер больше не гнул деревья за стенами монастыря, не выл в дымоходах. Она не слышала ничего, кроме какой-то непроницаемой тишины, которая свидетельствовала о том, что мир вокруг монастыря погрузился в снежное безмолвие. Этот первый, запоздалый, но очень сильный снегопад лишил обитательниц монастыря возможности выезжать из него. Они оказались заперты внутри обители. Теперь монахини вынуждены будут постоянно оставаться здесь, пока снег, заваливший дорогу на Клежани, не растает с первыми оттепелями.

Потом Илона услышала то же самое, что и Мария, и ее тоже охватил озноб.

Три громких удара донеслись до них. Кто-то стучал в тяжелую дубовую дверь монастыря. Вскоре удары прекратились, но обе женщины ясно различали фырканье какого-то животного.

— Вампиры! Оборотни! — взвыла Мария и спрятала голову под одеяло.

Илона гладила ее по плечам, что-то ласково приговаривая. Ей приходилось слышать, как молодые монахини после молитв шепотом рассказывали друг другу страшные истории о незваных ночных гостях, охотниках за живыми душами, этаких бессмертных существах, которые покоятся в гробах, не закрывая глаз, а в полнолуние поднимаются из могил, чтобы похищать младенцев из колыбелей и сосать их кровь.