Приподнял её голову за подбородок пальцами, осторожно опять накрыл поцелуем — едва касаясь, ощущая трепетное дыхание.

— Со своей профессией завязываешь. Не обсуждается.

— Думаешь, меня отпустят? — нахмурилась Катя. — Вот так просто?

Она бы и сама была не против. Не раз пыталась, заглядывала к мамочке с бутылкой коньяка, просила вернуть её документы — всего-лишь для поездки в другой город — но та, пьяная, могла только начать приставать, но точно не отпустить. Шлюхи — собственность борделя. Это стоило усвоить каждой. А кто пытался сбежать... о них Катя даже вспоминать боялась. Да, смирилась, нашла плюсы, привыкла, за столько лет-то... а тут Лёша и его требования.

— Я разберусь. — пообещал Алексей. — Подёргаю за некоторые ниточки.

Нахмурился. За всем этим как-то и подзабыл, что Катя не самовольная. Что у него есть? Влияние некоторых заказчиков, которые не откажут в давлении. Бордель от одной девочки не обеднеет, хотел он надеется. В крайнем уж случае постарается договорится бабками. В подобных вопросах они всегда были хорошим аргументом, но это следовало оставить на крайний случай. С деньгами пока что были проблемы, которые нужно было как-то решать, а в условиях сильной засвеченности и раненой руки кидать клич о готовности работать — так себе идея. Чревато. Лёха не слышно скрипнул зубами.

— Рассказывай — где, кто мамка и вообще всё, что может быть нужным.

Катя села обратно, снова глотнула чай. Даже несмотря на то, что он остыл, сейчас уже не казался таким противным. В сравнении с предстоящим разговором уж точно.

— Юридически это благотворительная организация «Цветы жизни», спонсирующая детский дом «Солнышко». Мамочка сидит в директорах и там, и там. По факту — прачечная и сеть борделей. Мы выгодны государственным чиновникам, а чиновники выгодны нам. Все воспитанники детдома становятся работниками сети. Куда они денутся на улице без денег, связей и документов...

Катя поморщилась, вспоминая, как её поставили перед фактом: «Завтра к тебе придёт очень важный дядя. Справишься — мы тебя устроим на работу». Все, кто хотел жить — справлялись. Катя хотела. Остальные замерзали на улицах, попадали в руки продавцов органов или прочно садились на иглу.

Из детдомов никого не забирали. Совсем.

И повезло, по-настоящему повезло, что милая девочка из хорошей семьи смогла пережить смерть матери: мать просто однажды не вернулась с работы — сердечный приступ — а после школы Катю встретили полицейские; смогла остаться собой после трёх лет ада — иначе детский дом назвать было нельзя — и сохранила человеческий облик даже когда первое время стоила копейки, ничего не умела, но очень хотела выжить. Тогда требовали отработать все деньги, потраченные организацией на её содержание в детском доме, и только через два года непрерывной пахоты получилось вздохнуть свободно. Ей даже подарили квартиру, только зарегистрирована она была, конечно, не на Катю. А некоторые знакомые до сих пор возвращали не три года содержания, а каких-нибудь десять...

— Я даже не могу сказать, кто обеспечивает крышу, потому что один раз к нам наведывался сам министр внутренних дел. Может, и просто так, но если мамочка его знает... Лёша, я боюсь, это почти невозможно. Максимум, что я могу — поменять классификацию на администратора, но для этого нужно образование.

— Сука, — сдавленно прошипел Лёха. Если чиновники — это уже как минимум хреново. Дикого опять остро не хватало. Если сам Лёха не справлялся, друг обычно придумывал, как выкручиваться. Впрочем...

— Чиновники, говоришь?

Можно было выкрутить, как раскрытие. Но если такой уровень — компромата на каждого работника наверняка жопой жуй. По крайней мере, сам Алексей, будь на месте сутенёра, им бы плотно озаботился. Значит и на Катю имеется, а проституция — уголовка. Когда-то под неё попадала только организация, а сейчас пихнули и деятельность — "за сохранение института брака". Лёхе захотелось сплюнуть, но жалко было паркет. Никого не волновало, что частенько именно шлюхи его и сохраняли.

Мысли в голове путались. Общественным резонансом? Никто не станет слушать. Если на ментов был зуб у каждого второго, то с этой темой было по-сложнее. Были те, кто понимал, кто не обращал внимания или те, кто презирал.

С судом Алисы прокатило, а здесь чем хуже? Те же высокие чины, но на этот раз — прикрывающие бордель. Ведь дело не в том, что бы вытащить одну проститутку, а в том, что власть в очередной раз кладёт большой и жирный на законы. Выяснить бы крышу, а потом можно думать плотнее. Пока что Лёха на этом остановился. Морфий действовать переставал, напоминая о неврозом состоянии, преследовавшем его в последний месяц.

— Разберёмся. Но я тебя от туда вытащу.

Он даже ободряющую улыбку смог из себя выдавить, чем был крайне удивлён.

— Хорошо, — кивнула Катя и улыбнулась в ответ, мягко и уверенно. — Я верю, что мы справимся.

Ей ужасно хотелось оказаться сейчас с Лёшей дома, а не в этом недобром незнакомом месте; хотелось снять с него всё лишнее и любить в окружении тёплых мягких одеял, но понимала, что ему с его рукой лучше не напрягаться и уж точно не стоит никуда ехать.

— Ворон ночью распространил информацию о том, куда отвезли пойманных на митинге. Координаты оказались верными, там с раннего утра собираются люди и ОМОН вынужден кого-то выпускать, — рассказала, пытаясь поднять ему настроение. — Я замесила тесто и хочу приехать туда ближе к вечеру с пирожками. А ночью у меня работа. Если у вас всё хорошо, то я тогда пойду?

Уходить было тяжело. Натягивать обратно пальто, брать сумочку, возвращать на место таблетки. Хотелось, чтобы он ещё раз поцеловал, чтобы сказал, что не хочет отпускать — и тогда ей будет куда спокойнее.

«Я могу тебя отвести» — хотел было сказать он, но сдержался. Да и сам хотел поехать, поддержать, побыть, наконец, этим ебучим символом, который из него лепили в сети. А рука напоминала, что за руль ему сейчас нельзя, да и ментам на глаза попадаться — тоже. Загребёт первый же патруль. И если первую проблему ещё можно было решить автопилотом, то вторую — однозначно нет.

— Эй, — поймал Лёха Катину руку у двери, в этот раз уже не копаясь с заевшим замком. Как на зло тот поддался легко. — У бараков осторожнее. Сильно не высовывайся, мало ли. И... Не ебу как они там это проводят, но если будет возможность узнать имена задержанных, то звони. Я тебе назову два. Девчонок найти не можем своих.

Лёха оставался Лёхой. Лёха никого не выделял, думал обо всех сразу и в последнюю очередь — о себе. Сейчас отсиживался только по той причине, что осознавал бесполезность и риск быть пойманным. Боком это выйдет не ему.

Катя кивнула. Она была готова на что угодно, лишь бы в глазах Лёши читалось одобрение. Хотела, чтобы он ей гордился, да хотя бы просто уважал, а не только заботился, но пока что так до конца и не понимала его позицию.

— Я позвоню, конечно, если вдруг. А ты отдыхай.

И вспорхнула, взмахнула сумочкой, постучала по лестнице каблуками, снова возвращаясь в свой вечный, сумрачно аморальный дом бабочек.