Так, благодаря железной дороге, формируется новая устойчивая топологическая форма и город перемещается в сетевом пространстве:

Город как сетевой объект конституируется одновременно отношениями «внутренними» и «внешними». Внутренние отношения – это отношения его элементов. Внешние отношения – это отношения данного объекта (и его элементов) с другими объектами, вне пределов его географической локации. Чисто гипотетически можно различить города, конституированные в большей степени внутренними и в большей степени внешними отношениями. Пример первых – моногорода. Пример вторых – крупные столичные мегаполисы, непрерывно меняющиеся «внутри», но сохраняющие свое положение в отношениях с другими городами, регионами, центрами силы (а следовательно, сохраняющие устойчивое ядро отношений). Шереметьево, Домодедово и Внуково делают Москву Москвой больше, чем многие объекты, географически расположенные на ее территории. Отсюда любопытный феномен экстерриториальности мегаполисов: то, что делает город Х городом Х может быть географически удалено и разбросано по миру. А значит, «внутри» такой город способен непрерывно меняться, оставаясь при этом собой.

Такие города мы будем называть сетевыми.

Вспомним вопросы, заданные в предыдущей главе, применительно к латуровскому феномену сцепки / расцепления: можем ли мы сказать, что расцепление в отношениях «аэропорт / город» обладает той же природой, что и расцепление в отношениях «город / регион» или «регион / страна»? И допустить, что города в разной степени могут быть сцеплены со страной и регионом? Для Латурвилля (построенного в эстетике ПкМ-1) такое теоретическое решение избыточно, но для топологического города – Лейбницштадта – оно вполне оправдано (как и предполагает логика ПкМ-2). Сетевые города страдают особого рода «дальнозоркостью»: они сильнее сцеплены с географически удаленными от них объектами, чем со своим непосредственным окружением. Что из этого следует?

Во-первых, теперь мы можем говорить о дистанции в сетевом пространстве по аналогии с описанными в предыдущей главе отношениями сцепки/расцепления. Сильная сцепка – минимальная дистанция. Полное расцепление – максимальная.

Во-вторых, города в сетевом пространстве – суть кластеры синтаксически связанных объектов.

В-третьих, сетевые города – за счет их сильной сцепки с пространственно удаленными объектами – а) относительно автономны от конфигурации отношений между объектами на их территории; б) относительно автономны от своей непосредственной локации и географически близких им объектов.

Сетевые города – это города-аэропорты.

Представим на минуту типичный день жителя сетевого города. Он просыпается в съемной квартире, с которой его ничего не связывает. Он бежит (закрыв глаза и заткнув уши) мимо очередной стройки к парковке. В машине по дороге на работу он проведет полтора часа. За это время он прослушает новости о положении на мировых финансовых рынках и новом витке напряжения в международных отношениях. (Раньше он внимательно слушал новости о пробках на дорогах, но теперь – благодаря навигатору – в этом нет необходимости.) Он позвонит отцу, оставшемуся в одном из провинциальных городов, и пролистает ленты в социальных сетях – лайкнув фотографии уехавших путешествовать друзей. На работе он будет весь день общаться с клиентами, заказчиками и подрядчиками, ни один из которых не находится в том же городе, что и он. Устойчивое ядро отношений его жизни так же экстерриториально, как устойчивое ядро отношений, формирующих город его проживания.

Сетевые города – это города-офшоры.

Но есть и иной тип городов, хорошо иллюстрирующий несовпадение двух типов пространств – географического и сетевого.

На фотографии Берлина, сделанной астронавтом Крисом Хедфилдом из космоса, хорошо видна граница между западной и восточной частью города. Западный Берлин светится ночью белым светом, восточный – желтым. Дело в том, что в ФРГ использовались для уличного освещения люминесцентные лампы, в ГДР – газоразрядные натриевые. Несмотря на миллиарды евро, потраченные в последние десятилетия на устранение последствий городского разделения, его следы все еще заметны в городском пространстве.

Турист, переходящий через буферную зону, которая разделяет столицу Кипра на греческий (Никосия) и турецкий (Левкоша) город, обращает внимание, прежде всего, на контраст между двумя территориями. Как резко меняется городской ландшафт и повседневные практики, как древние фортификационные сооружения приспосабливаются к современным задачам разделения и контроля, как семиотически усилены и без того бросающиеся в глаза различия между двумя частями некогда единого города. Но социальный тополог должен увидеть за «расцеплением» и автономизацией двух соположенных в географическом пространстве территорий их «сцепку» с другими – географически удаленными – территориями. В сетевом пространстве Левкоша ближе к Стамбулу, чем к отделенной от нее лишь стеной Никосии.

Проведем мысленный эксперимент. Представим (в лучших традициях утопического мышления) удаленный остров, на котором пять конкурирующих держав основывают свои поселения.

1. На первом этапе все пять форпостов (A, B, C, D, E) тесно связаны со своими метрополиями и ближайшими крупными городами своих империй. Управление поселениями ведется «вручную» из‐за моря. Сцепка между поселениями практически отсутствует.

2. Поселения разрастаются до небольших городков с развитой системой самоуправления. Между ними устанавливаются связи чисто функционального характера – для обмена и обороны. Размещенные в крепостях военные гарнизоны ведут тайные переговоры друг с другом и заключают что-то вроде негласного пакта о ненападении. Браки между жителями разных поселений остаются редкостью.

3. Связи между поселениями становятся сильнее, чем связи с метрополиями. Стремительный рост численности населения приводит к тому, что у городов появляются общие границы.

4. В результате деколонизации города последовательно разрывают отношения с метрополиями. Создается город-государство с централизованным управлением и плотной сетью внутригородских коммуникаций.

5. Мегаполис, сохраняя политическую независимость, становится частью глобальной сети мировых городов – например, мировым центром отмывки денег.

6. Интеграция районов города (в прошлом отдельных поселений) идет неравномерно. Район D сохраняет более тесные экономические и культурные связи со своей бывшей метрополией. Об остальных территориях города его жители по-прежнему говорят «там, за стеной», хотя никаких стен давно уже не осталось. Благодаря политике «городского федерализма» район D получает статус культурной автономии, глава местной общины (и по совместительству префект) подчиняется мэру лишь частично. Жители предпочитают отправлять своих детей учиться в бывшую метрополию.