Мельком оглядев оживленные дворы, Дива с раздражением захлопнула волок окошка и подошла к столу. Губы ее сомкнулись в недовольстве. Не имея возможности отказаться от участия в грядущем действе, она решила положиться на богов. И была уверена, что день сегодня установится противный и ненастный или наоборот студеный. Но чаяния не оправдались. Погода удалась, а Диве было приказано повторить речь и одеваться. Вот тебе и упования. А впрочем, боги ли виноваты в том, что она сама беспомощна, как коза, которая идет туда, куда ее ведут?

Дива вздохнула. Это и есть неотвратимость. Ей предстоит держать речь перед горожанами. Но сперва нужно облечься в лучшие одежды. «Понаряднее», как подчеркнул Арви. И вот на сундуке лежит красивая рубаха, а под ней – платье с яркой вышивкой. В углу стоят усыпанные жемчугом сапожки – редчайшая вещица, выделанная кожевниками для княжны еще к замужеству с Радимиром. Жаль только, что всего этого великолепия не будет видно под мехами.

Поправив съехавшую с плеча сорочку, Дива потянулась к серебряному ларцу. Несколько бус, браслетов и перстней. Она знает их наперечет. Но сейчас с расстановкой перемеряет все. Ведь так не хочется выходить на улицу, где ее, должно быть, уже ждут. Лучше потянуть время. Хотя, конечно, это ничего не даст…А что даст? Может быть, ее речь? Если дочь Гостомысла отважится рассказать городу правду…Может быть, ее поддержат. Но даже если никто не будет вторить ей, она и сама справится.

Дверь скрипнула. Надо думать, няня пришла помочь. Все-таки день важный. Выступление перед народом. Еще рано утром глашатаи объехали округу. И сообщили о том, что всем новгородцам, кто может сам идти или передвигаться еще каким-либо образом, надлежит к полудню явиться на площадь и заслушать новости.

Почувствовав чьи-то горячие ладони на своей талии, Дива от неожиданности вскликнула. Выронила браслет, который как раз собиралась приладить к запястью. Прыгнув пару раз по столу, обруч свалился на пол, куда-то укатившись. Но Дива уже даже не смотрела, куда именно. Поскольку внезапные ладони уже охватили ее тело, гладили ее груди и живот.

– Ну что ты тут копаешься? – прозвучало над самым ухом Дивы. Несмотря на то, что она, и правда, задерживалась, заставляя всех ждать, приглушенный голос Рёрика не показался ей рассерженным.

– Ну я…– еле слышно начала растерянная Дива, ощущая дыхание князя на своей шее. От него пахло морозом и свежестью. Обычно бойкая, она утрачивала способность внятно изъясняться, когда он оказывался рядом. А сейчас у нее к тому же вдруг шелохнулось смутное предположение, что неспроста он столь снисходителен. Неспроста! – Собираюсь, как и было велено…– поторопилась объяснить Дива, уже сожалея о том, что замешкалась. Но, как бы там ни было, теперь она не имела возможности пойти куда-либо. За ее спиной был князь, который крепко обнимал ее, а впереди бегству мешали стол и окошко.

– Медленно собираешься, все уже заждались, – поначалу Рёрик лишь желал поторопить ее со сборами. Но вот, как неожиданно повернулось дело.

– Ну так я же…– Дива не договорила. Подол сорочки пополз вверх по ее бедрам, сбив этим самым с толку свою хозяйку. И, невзирая на то, что все утро ей самой, вечно-мерзнущей Диве, было зябко, сейчас ее бросило в жар. Лучше б ей провалиться в подполье к мышам! Зачем Рёрик сюда пришел?! Что он желает от нее средь бела дня?! Разве не хвалебную речь на площади? Она сейчас забудет все слова, которые вечор учила! – Князь же сам сказал, что надо спешить…

– Мы, пожалуй, успеваем…– любуясь ямочками на пояснице Дивы, Рёрик решил, что не следует слишком торопиться на площадь. Интерес толпы лишь подогреется в ожидании!

– Да, но…– Дива уже слышала стук собственного сердца. Все ее сомнения относительно замыслов правителя рассеялись. И ей лишь одного не удавалось понять…Как после всего он может так просто любиться с ней?! Да они же враги навеки! – Князь, мне ведь…– к душевному непокою Дивы добавлялась почти нестерпимая боль в ноющей груди, готовящейся, вероятно, к появлению малыша. Любое прикосновение, даже легкое, доставляло Диве страдание, которое она едва могла вытерпеть. Вздрагивая и ежась, она тем не менее не могла объяснить Рёрику всего. А он ни о чем и не спрашивал, очевидно, не замечая или, может, будучи готовым к подобному поведению, ей присущему. – Мне ведь еще надо успеть облачиться…

– Я тебе помогу, не переживай, – пообещал расщедрившийся князь разволновавшейся в его руках молодой супруге.

– Что-то мне не по себе теперь…– Дива понадеялась на снисхождение. Может, он передумает. И согласится повидаться с ней позже. Ей-то и ночью стыдливо, а уж днем и подавно.

– Да уж, ответственный день, – согласился Рёрик, прижав Диву покрепче к себе.

Дива хотела еще что-то изречь, но оказалось, что держать речи уже слишком поздно. Следующий удобный случай теперь представится, очевидно, на главной площади только.

****

Несмотря на холод, народ наводнил главную площадь города, так что и яблоку было некуда пасть. Кутающимся в шубы и переминающимся с ноги на ногу жителям не терпелось узнать, зачем созвали сход. Их охватили предположения и догадки. Сплетни передавались из уст в уста.

И вот наконец на дороге показалось торжественное шествие. Толпа расступилась в недоумении. Но узнав дочерей Гостомысла и уважаемых бояр, радостно загудела. Приветствия и возгласы ликующей рябью всколыхнули гладь шапок и платков. В запряженной тройке сидели нарядные Велемира и Роса. Староста Белогуб, Аскриний и Бойко должны были держать речи первыми, потому выехали вперед на своих конях. Дива же была вместе с Рёриком, являя трогательное единение.

– Братья и сестры! – выпуская изо рта клубы пара, начал староста. – Вот уже много дней мы скорбим о нашем оберегателе, покинувшем земную сень. Предательской рукой Изборска был сражен наш милостивый князь Гостомысл! – прогромыхал Белогуб. Его задача состояла в том, чтобы посильнее напугать жителей.

– Изборские злодеи! Предатели! – завопили в толпе.

– Наш град остался без любящего отца и покровителя…– продолжал староста, не обращая внимания на крики. – Мы одни. Брошены в бушующие воды, где нет и соломинки, чтобы нам уцепиться…Со всех сторон, словно лед реку, нас сковал враг…

– Что нам делать! – забродил люд. – Кто постоит за нас теперь!

– Ответ на этот вопрос неожиданно найден! – слово взял Аскриний. Рассудительный и хладнокровный, он должен был унять переживания новгородцев. – Мы призовем на княжение нового правителя…

– А где наследник Гостомысла? – вдруг опомнился кто-то из толпы, перебив главу вече. – Где наш княжич?!

– И правда! Где его сын?! – завопили жители. – Есений! Где он!

Дива стиснула ладони за спиной. Ее очередь. Именно сейчас, когда вспомнили об Есении. Люди любят дочь Гостомысла. Они выслушают ее. А она сама не об этом ли помышляла? О возможности рассказать всем правду о той страшной ночи.

– Милые соотечественники…– Дива вышагнула вперед. Ее голос оказался столь тих, что ей пришлось перейти почти на крик. Сотни глаз устремились на нее. И услышать ее также должны были все. – Позвольте обратиться к вам…– Дива так разволновалась, что даже перестала дышать. Арви стоял неподалеку от нее, вероятно, с тем, чтоб подсказать ей, если она забудет речь. – У меня есть, что поведать вам…