Сегодня рынок сам регулирует деятельность хедж-фондов через такой механизм, как взаимный контроль участников. Иными словами, ограничения на хедж-фонды налагают их инвесторы, банки и другие кредиторы. Защищая интересы собственных акционеров, эти кредиторы заинтересованы в тщательном контроле инвестиционных стратегий хедж-фондов. Как человек, бывший одно время директором банка (в JPMorgan), а потом на протяжении 18 лет отвечавший за регулирование банковской деятельности, я прекрасно знаю, насколько лучше банки понимают тонкости работы других банков и хедж-фондов, чем правительственные агентства, осуществляющие регулирование «по правилам». Шансов на успех в выявлении случаев мошенничества и злоупотреблений в отсутствие доносчиков у них не больше, чем у проверяющих, пытающихся распространять разумную банковскую практику.

Одним из серьезнейших сбоев механизма взаимного контроля было банкротство фонда Long-Term Capital Management (LTCM) в результате финансового краха 1998 года, упомянутого в главе 9. Основатели LTCM, среди которых было два нобелевских лауреата, внушали такое уважение, что кредиторы позволили им не предоставлять обеспечения (фатальная ошибка с их стороны). Как только подражатели наводнили открытую LTCM нишу, фонд потерял возможность получения высокой прибыли. Вместо того чтобы возвратить полностью (а не частично) капитал акционерам и объявить о завершении миссии, основатели LTCM пустились в финансовые игры и стали делать крупные ставки, не имеющие ничего общего с первоначальным бизнес-планом. В 1998 году фонд потерял все.

Банкротство LTCM потрясла рынок, однако оно свидетельствовало о развитии сектора и финансовой системы в целом. Крах в 2006 году другого известного американского хедж-фонда — Amaranth, потерявшего более $6 трлн. практически не повлиял на мировую финансовую систему.

Одной из последних важнейших финансовых инноваций является дефолтный своп, или CDS. как его называют. Этот дериватив позволяет передать кредитный риск, главным образом по долговым инструментам, третьей стороне за определенную плату. Возможность получения выгоды от кредитных операций с одновременной передачей кредитного риска очень привлекательна для банков и других финансовых посредников, которые для получения адекватной рентабельности капитала вынуждены перегружать баланс заемными средствами, принимая депозиты и/или долговые обязательства. Эти институты большую часть времени успешно предоставляют деньги в долг и процветают, однако в периоды неблагоприятной конъюнктуры они нередко сталкиваются с проблемой невозврата долгов, заставляющей их резко сокращать кредитование. Такое развитие событий еще больше снижает экономическую активность.

Рыночный инструмент, позволяющий кредиторам с высокой долей заемных средств передавать риск третьей стороне, может иметь критическое значение для экономической стабильности, особенно в глобализированной среде. Дефолтные свопы, появившиеся в ответ на такую потребность. мгновенно завоевали рынок. По данным Банка международных расчетов, глобальная условная стоимость дефолтных свопов в середине 2006 года достигла $20 трлн, тогда как в конце 2004 года она составляла только $6 трлн. Смягчающий эффект этих инструментов наглядно проявился в период между 1998 и 2001 годами, когда CDS были использованы для передачи риска по кредитам в объеме $ 1 трлн. предоставленным на развитие быстро растущих телекоммуникационных сетей. Хотя значительная доля компаний в этой сфере оказалась неспособной погасить долг из-за лопнувшего технологического пузыря, не пострадала ни одна крупная кредитная организация. Убытки в конечном итоге легли на институты с высокой капитализацией — страховые компании, пенсионные фонды и т.п., которые были основными поставщиками защиты от дефолтов по кредитам. Они успешно выдержали удар, не допустив характерной для прошлого цепочки дефолтов.

К сожалению, каждый раз, когда проблемы хедж-фондов попадают в новостные сводки, поднимается волна требований ужесточить регулирование отрасли. Рассуждения при этом выглядят примерно так. Хедж-фонды — крупные организации, которые принимают на себя риск, разве этого мало, чтобы считать их опасными? Разве государство не должно осадить их? Если не принимать в расчет снижения рыночной ликвидности, к которому ведут подобные действия, смысл ужесточения государственного регулирования в этой сфере мне совершенно непонятен. Хедж-фонды обновляют свои портфели настолько быстро, что баланс, составленный вчера вечером, может не иметь никакого отношения к балансу сегодняшнего утра. Контролерам придется отслеживать деятельность фондов буквально по минутам. Любое ограничение, накладываемое государством на инвестиционное поведение (а именно в это и выливается регулирование), уменьшает принятие риска, которое неотъемлемо связано с вкладом хедж-фондов в глобальную экономику и в экономику США. Надо ли нам сдерживать пчел с Уолл-стрит, занимающихся опылением?

Я говорю это как человек, который 18 лет занимался регулированием. В свое время я принял предложение президента Рейгана занять кресло председателя ФРС потому что очень хотел применить на практике свои знания в области экономики и денежно-кредитной политики, полученные за предыдущие четыре десятка лет. Однако я понимал, что ФРС является одним из основных банковских регуляторов и осуществляет надзор за американскими платежными системами. Мне, несмотря на мою приверженность свободному рынку, пришлось руководить огромным регулятивным аппаратом. Мог ли я совместить эту функцию со своими убеждениями?

На самом деле я перешел Рубикон задолго до этого, еще в бытность председателем Экономического совета при президенте Форде. Хотя основной задачей Экономического совета была выбраковка неработоспособных финансово-бюджетных схем, я соглашался на ужесточение регулирования, когда оно казалось меньшим из возможных зол. Оказавшись на посту председателя ФРС. я решил отодвинуть свои взгляды на проблему регулирования, В конце концов, я присягнул защищать конституцию США и те законы, контроль за соблюдением которых входит в компетенцию ФРС. Поскольку регулирование в подавляющем большинстве случаев противоречило моим либертарианским взглядам, я намеревался занять пассивную позицию и отдать руль в руки управляющих ФРС.

В ФРС меня ждал приятный сюрприз. Я встречался с людьми из этой структуры еще во времена работы в администрации Форда и знал об их исключительно высокой квалификации. О чем я не подозревал, так это о поддержке персоналом идеи свободного рынка. Этой идеи придерживались даже в Департаменте банковского надзора и регулирования. (Его руководитель Билл Тейлор был приятным человеком и отличным специалистом в области регулирования. Президент Буш-старший позднее назначил его главой Федеральной корпорации страхования депозитов. Безвременная кончина Тейлора в 1992 году стала тяжелой утратой для его коллег и страны.) В результате, хотя Совет управляющих ФРС вырабатывал свои рекомендации во исполнение поручений конгресса, они всегда формулировались с прицелом на стимулирование конкуренции и создание условий для работы рынка. Главным в них была не запретительная часть, а ответственность руководства и раскрытие информации, позволяющие рынкам функционировать более эффективно. Персонал ФРС полностью признааал механизм взаимного контроля участников и видел в нем первую линию защиты от неприемлемых кредитов.