Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Благодарю вас за помощь! — Исмир пружинисто встал. — Это все, о чем вы желали со мной поговорить?
На мгновение меня обуял соблазн кивнуть. Просто отступить.
— Боюсь, что нет, — медленно произнесла я.
— Хм, — он снова уселся напротив меня и чуть подался вперед. — Тогда я вас внимательно слушаю.
Я взглянула прямо на него. Необычно светлая кожа дракона, подтянутая фигура и — я помнила это — силы ему было не занимать. А в серо-голубых глазах и в мягком благоухании сандала светились спокойствие и ирония. Пожалуй, это будет несложно.
Впрочем, кому я лгу?!
Исмир поднял брови, кажется, несколько удивленный столь пристальным интересом к своей персоне.
— Господин Исмир, я прошу вас увезти отсюда меня и моего сына! — выговорила я заранее заготовленную фразу.
— Вы. Просите. Меня. О чем?! — раздельно произнес он, и, кажется, я впервые слышала в его голосе откровенное изумление.
— Я прошу вас увезти отсюда меня и моего сына! — повторила я, и опустила глаза, нервно комкая ткань платья.
Когда Исмир коснулся моего лица, заставляя поднять голову, я колебалась лишь мгновение. Сказав феху, нужно говорить и уруз[41].
— Вы понимаете, о чем просите? — поинтересовался он, глядя на меня сверху вниз. Выражение лица у него было… странное.
А у меня привычно закружилась голова от аромата сандала, сейчас пронизанного колкими нотами черного перца.
— Понимаю, — горько усмехнувшись, подтвердила я. — Ингольв — мой муж, так что даже у вас могут возникнуть неприятности из-за моего побега.
— Вы — умная женщина, — одобрительно кивнул он. — И должны понимать, что сейчас неподходящий момент, чтоб еще сильнее обострять отношения с людьми. Зачем мне это?
— Полагаю, к человеколюбию взывать бессмысленно? — произнесла я с усталой иронией, обхватывая себя за плечи. Руки ледяные, на зависть всем хель.
Он только хищно усмехнулся в ответ и, качнув головой, предложил:
— Попробуйте что-нибудь, не столь… нелепое!
Хм, кажется, причин любить людей у него не было. Надо думать, профессия моя драконам тоже без надобности — никогда не слышала, чтобы они чем-то болели.
— У меня ничего нет, — я отвернулась, стараясь отгородиться от острого, почти до боли, ощущения его близости.
— Тогда, — начал Исмир, но я не дала ему договорить.
Подняла глаза и, словно ныряя в прорубь, проговорила:
— У меня нет ничего, кроме меня самой. Но вы, кажется, были не прочь… завоевать мою благосклонность?
Ему потребовалась минута, чтобы переварить это заявление.
— То есть… Вы предлагаете мне себя?! — в его голосе звенело недоверие и, кажется, почти опаска.
— А разве мои слова можно истолковать иначе? — спокойно спросила я. Спасительное онемение все не проходило. «Воображаю, что сказала бы бабушка, услышь она меня сейчас!» — подумала я вдруг, и едва сдержала истерический смешок.
Он внимательно посмотрел на меня, а затем рывком поднял на ноги. Весьма бесцеремонно!
— Зачем? — спросил Исмир, не отрывая от меня взгляда. Нас разделял всего шаг. — Я осведомлен, что у вас не слишком хорошие отношения с мужем, однако… Разве вам не приходило в голову, что я могу быть еще хуже?
И он нарочито бесстыдно притянул меня к себе.
— Хуже не бывает, — убежденно произнесла я, вспоминая бесчисленные унижения и все то, что мне пришлось пережить в замужестве. И могилу Фиалки — где-то там, возле затерянного в снегах гарнизона, куда я даже не могу прийти, чтобы поплакать.
— Я ведь дракон, Мирра. — Его дыхание касалось моего лица. — Не боитесь?
— У меня есть сын. — Я бесстрашно (а может быть, устало?) смотрела в льдисто-светлые глаза. — Я должна его спасти, и мне все равно, какую цену придется за это заплатить. Увезти отсюда, дать ему возможность жить так, как захочет он сам. И быть рядом, пока я ему нужна!
Глаза защипало, но я резко себя одернула. Не время плакать, не время поддаваться слабостям. Пусть унижение, но я твердо знаю, зачем это все.
— Все равно? — белозубо усмехаясь, повторил Исмир, и голос его вдруг сделался неприятным, как скрежет металла по стеклу. — Мне неинтересна добыча, которая сама идет в руки.
— Мне больше нечего вам предложить, — я гордо подняла голову, пытаясь сохранить хотя бы остатки собственного достоинства.
— Нечего? — переспросил он. Проведя пальцем по моей шее, остановил руку напротив сердца. Долгое мгновение мы смотрели друг другу в глаза, и меня вдруг начал бить озноб. Я с пугающей ясностью поняла, что совсем его не знаю. Исмир — словно айсберг в океане, и на поверхности видна лишь малая его часть. — Хорошо, я увезу вас, но только когда закончу расследование заговора.
— Что?! — переспросила я беспомощно. Мое спокойствие разлетелось на куски, как упавшая с высоты сосулька. — Какого заговора?!
— Того самого, в котором замешан ваш муж. Только не говорите, что вы ни о чем не подозревали! — рыкнул он. Я замерла, ощущая себя на пути лавины — безжалостной и неостановимой.
Исмир зажмурился, крепко сжал челюсти, а когда снова открыл глаза, уже вполне овладел собой, что подтверждал исходящий от него прохладно-мятный аромат, приправленный сочным лимоном и крепким алкоголем.
— Теперь вас, людей, уже не устраивает владение только частью Хельхейма. Кажется, в землях хель нашли алмазы и нефть, и вы решили истребить нас, чтобы получить все себе. Уже болеют слабейшие — дети, и мы мало что можем с этим поделать!
Исмир говорил так тихо и горько, что я предпочла бы, чтобы он кричал.
Я незаметно вытерла о платье повлажневшие ладони. Стало тяжело дышать. Не я ли клялась, что больше не допущу, чтобы умирали дети? И не столь важно, чьи дети.
В голове легко всплывали строки из учебника. Когда-то Ингольв, заботясь о просвещении молодой жены, дал мне толстенный том «Мировая история: Хельхейм».
После Рагнарек в Хельхейме жили только хель и ледяные драконы, а потом сюда приплыли двести семей людей. Люди, хель и драконы заключили договор, по которому людям достались в пользование самые теплые земли, малопригодные для исконных обитателей Хельхейма. Ингольв принадлежал к прямым потомкам двух семей-основателей, что составляло предмет особой гордости моего свекра.
— А Ингольв, — голос мой дал петуха. — Он точно в этом замешан?!
Голова шла кругом. Как, ну как я могла ничего не замечать?! Правы были инспектор Сольбранд и Петтер, после смерти Фиалки я всецело замкнулась в своем маленьком мирке, не обращая внимания на происходящее вокруг.