Зима сменилась весной, и местность вокруг Турина стала привлекать их еще больше. Долина По покрылась ковром цветов. «Мы выкроили часок» – так записала Каролина в своем дневнике в марте 1862 г., когда они хотели увидеть тысячи фиалок, соперничающих с желтыми примулами{1884}. Зацвели миндальные деревья, поникшие было ветви ив зазеленели свежей листвой. Каролине нравилось собирать цветы, но ее муж считал это «преступлением» против природы{1885}.

Трудиться над книгами Марш мог только в ранние утренние часы. Весной 1862 г. он ненадолго вернулся к «Человеку и природе», потом снова засел за нее зимой, когда они приехали на несколько недель на генуэзскую Ривьеру{1886}. Весной 1863 г. пара поселилась в деревушке Пьобези в двенадцати милях юго-западнее Турина, куда Марш привез полузавершенную рукопись «Человека и природы». Здесь, в доме старой, заброшенной усадьбы с башней X в. с видом на Альпы, Марш наконец нашел время закончить свою книгу.

Его кабинет выходил на широкую, залитую солнцем террасу рядом с башней, и он мог видеть, как тысячи ласточек вили на старых стенах гнезда. Комната была забита коробками и таким количеством рукописей, писем и книг, что иногда ему было трудно дышать. Он собирал данные годами. Предстояло столько всего включить в книгу, провести столько связей, привести столько примеров! Марш писал, Каролина читала и редактировала, признаваясь, что ее все это «сбивает с толку»{1887}. Марш был близок к такому отчаянию, что Каролина уже боялась, как бы он не покончил с собой, «утонув в книгах»{1888}. Он писал поспешно, чувствуя, что человечеству необходимо срочно измениться, иначе Землю уже не спасти от плуга и топора. «Я делаю это, – писал Марш издателю North American Review, – чтобы выбросить из головы фантомы, давно бродящие в ней»{1889}.

С наступлением лета жара стала невыносимой, от мух некуда было деться: они облепляли Маршу веки, садились на кончик его пера. В начале июля 1863 г. он сделал последние поправки и отправил рукопись в Америку, издателю. Он хотел назвать книгу «Человек – нарушитель природной гармонии», но издатель отверг это название, сочтя, что оно помешает продажам{1890}. Они сошлись на «Человеке и природе», и через год в июле 1864 г. книга вышла из печати.

Книга «Человек и природа» стала синтезом всего того, что Марш читал и наблюдал в предыдущие десятилетия. «Многое мне пришлось похитить, – шутливо говорил он своему другу Бэрду, начиная работу, – но кое-что я знаю и сам»{1891}. Он прочесывал библиотеки в поисках рукописей и публикаций из десятков стран, подбирая информацию и примеры. Он штудировал классические тексты, отыскивал ранние описания ландшафтов и сельского труда в Древней Греции и Древнем Риме. К этому добавлялись его наблюдения в Турции, Египте, на Ближнем Востоке, в Италии и в остальной Европе. Марш использовал отчеты немецких лесников, цитаты из современных газет, данные от инженеров, отрывки из французских трудов, эпизоды собственного детства – и, конечно, информацию из книг Гумбольдта{1892}.

Гумбольдт учил Марша связям между человечеством и природной средой. В «Человеке и природе» Марш сыплет примерами вмешательства человека в природные ритмы. Например, когда парижская модистка изобрела шелковые шляпки, меховые вышли из моды, что возродило уже близкую к вымиранию популяцию бобров в Канаде{1893}. Фермеры, убивавшие массу птиц для защиты своих урожаев, потом вынуждены были воевать с нашествиями насекомых, которыми раньше питались птицы. Во время Наполеоновских войн, писал Марш, кое-где в Европе снова завелись волки, потому что те, кто обычно на них охотился, гибли на полях сражений. Даже мелкие водные организмы, говорил Марш, очень важны для природного равновесия: слишком ревностная чистка бостонских водоводов погубила их и привела к помутнению воды. «Природа опутана невидимыми связями», – заключал он{1894}.

Человек давно запамятовал, что Земля вовсе не отдана ему в «употребление»{1895}. То, что родит земля, легкомысленно растрачивается: диких копытных стреляют из-за их шкур, страусов – из-за перьев, слонов – из-за бивней, китов – из-за жира. Человек несет ответственность за истребление животных и растений, писал Марш в «Человеке и природе»{1896}. В качестве примера безжалостной жадности он приводил неограниченное использование воды. (Опасности видел уже Гумбольдт, предупреждавший о безответственности планов орошения льяносов в Венесуэле по каналу, проведенному от озера Валенсия. В ближайшей перспективе это создало бы в льяносах плодородные поля, но закончилось бы появлением «бесплодной пустыни»{1897}. Долина Арагуа стала бы такой же голой, как окружающие горы, на которых свели леса.) Из-за орошения высыхают великие реки, предупреждал он, почвы засаливаются и становятся бесплодными{1898}.

Взгляд Марша в будущее был безрадостным. Он считал, что если ничего не изменится, то планета придет к состоянию «растрескавшегося безжизненного пространства, климатических катастроф… возможно, даже вымирания рода человеческого»{1899}. То, что он повидал в своих путешествиях, – от объеденных скотом холмов вдоль Босфора под Константинополем до голых горных склонов Греции – заставляло его опасаться за американский ландшафт. В Европе исчезли великие реки, девственные леса и тучные луга{1900}. От интенсивного использования земля Европы пришла в «состояние полной, почти лунной безжизненности»{1901}. Римская империя пала, заключал Марш, потому что римляне свели свои леса и лишились той почвы, которая их кормила{1902}.