Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его низкая фигурка, держась стены, заторопилась к выходу.
Эльга вздохнула, сложилась, села на тюфяк. Ну и ладно, подумала она, глядя на панно, на неудавшийся букет, который медленно посыпал пол остатками узора. Что я могу, если листья против? Ничего.
Она закрыла глаза.
Смерть – это, наверное, свет. Раз, и ты растворилась в Матушке-Утробе. Она огладит тебя теплыми ладонями и скажет: милая Эльга, ты претерпела в этом мире своей душой, дальше тебя ждут покой и любовь.
Наверное, так.
Дурной человечек, должно быть, уже добежал до Скаринара, еще несколько минут, пока он расскажет, какая она бунтовщица и предательница, как у нее листья прыгали из рук, как он совсем не получился…
Эльга разгладила малахай на коленях. Все, подумала она, ложась, я готова. Мама, папа, Тойма, дядя Сарви, простите, если сможете. Не захотела умирать с закрытыми глазами, стала лежа разглядывать потолок, по которому кружили рассветные облака.
Ну! – поторопила она мастера смерти.
Букеты насмешливо смотрели со стены. Усмешка Скаринара открывалась воронкой. Эльга отвернулась от нее и не заметила, как заснула. Приснилось ей, что не один листик, а сразу десяток уже качается на раздвоенной веточке, растущей у нее из макушки. К отчаянию добавились боль, и бессилие, и страх, и Рыцек. А с другой стороны мелким узором прорастали мастер Мару и Илокей Фаста, Сарвиссиан и господин Некис, трепетало бледно-зеленое сердечко надежды.
Скаринар не убил ее.
Он дождался следующего утра и явился в фиолетовой свитке с золотой лентой кранцвейлера наискосок и с шестеркой стражей в черных штанах и серебристых горжетах. Два стража сдернули Эльгу с тюфяка и поставили на ноги. Еще один окатил водой из принесенного с собой ведра.
– Проснулась?
Не дождавшись от хватающей воздух ртом девушки внятного ответа, Скаринар пошел прочь.
Эльгу потащили за ним. Едва она затрепыхалась, стражник двинул ей в живот. Этого хватило, чтобы дальше не помышлять даже о шевелении пальцами. Гремело железо, звонко били в пол сапоги, проплывали мимо комнаты.
Когда они выбрались из дворца, свет ослепил Эльгу. Было прохладно, порывами налетал ветер. Деревья гремели оголившимися ветвями.
А где листья? – подумала Эльга. Где листья? Это пожатье? Нет, это не пожатье, это уже версень, ее месяц. Должно быть полно листьев. Это следующий – оголец.
– Сюда.
Скаринар первым поднялся на помост. Помост был длинный, и таким же длинным оказался ряд установленных столбов, плах и высоких колодок. В колодках уже стояли на коленях люди, окованное железом дерево смыкалось вокруг запястий и голов.
– Ближе ее, – распорядился Скаринар.
Эльгу грубо толкнули вперед, поставили от мастера смерти слева, встряхнули, видимо для того, чтобы окончательно разбудить.
– Видишь? – Скаринар жестом указал на площадь.
Она была оцеплена и разделена на две части. У самого помоста, скованные, ожидали своей участи захваченные в плен бунтовщики. Их было, наверное, около сотни, окровавленных, едва держащихся на ногах мужчин и женщин. Молчаливая, собранная для казни толпа белела лицами дальше, за тесным рядом вооруженных щитами и мечами стражников. Десять шагов пустого пространства отделяли одних от других, хотя, наверное, для Скаринара не было никакой разницы, кто где.
– Так, постой.
Мастер смерти платком отер Эльге щеки. Посмотрел, послюнявил краешек и вторично мазнул тканью по не понравившемуся ему участку кожи.
– Лучше видно? Кажется, я кое-что тебе обещал, – сказал он. В коричневом глазу его заплясали искорки. – Это будет еще один урок.
– Это не я, – сказала Эльга.
– Что – не ты?
– Это листья, они не слушаются меня.
Скаринар громко фыркнул.
– Ничего глупее не слышал! – заявил он, разглядывая площадь. – Ты мастер или не мастер?
Эльга сжала пальцы.
– Я – мастер, но листья… они испытывают страх перед панно и перед…
– И передо мной, да?
– Да.
– Пройдемся?
Скаринар сжал свои пальцы чуть повыше ее локтя. Они пошли по помосту в дальний его конец, к трепещущему флагу и липе, выпроставшей ветви из-за ограды. Стражники вытягивались, замирали, пристукивая копьями. Их узоры дрожали и путались от страха.
– Значит, листья, – сказал Скаринар.
– Да.
Пленные за помостом смотрели на них кто с отчаянием, кто равнодушно, кто с ненавистью и желанием убить. Узоры их горели ярко, словно на костре последних минут. А все колодники смотрели вниз – строение колодок не позволяло им поднять голову.
– Знаешь что, – сказал Скаринар, останавливаясь, – я объясню тебе, в чем состоит глупость. Глупость состоит в том, что листья не могут чего-то бояться и вообще испытывать какие-то чувства. Они есть отражение мастера. Понятно? Это не они, это ты, исключительно ты решила вдруг, что листьям страшно, больно, гадко и прочее. Значит, это тебе страшно, это тебе больно, гадко и противно, и ломать в первую очередь необходимо этот лживый бунт в твоей голове. Что ж, я это сделаю. Мне, видишь ли, нужно панно.
– Господин Ольботтог…
– Заткнись!
Скаринар подтащил Эльгу к одному из колодников.
Он нажал на рычаг, и колодку повернуло с ребра горизонтально, заставляя пленника со стоном изогнуться и открыть глаза.
Это был парень с короткими усами и едва проросшей бородкой. Волосы его были спутаны. Левую щеку украшал свежий, гноящийся рубец.
– Посмотри на него, – сказал Скаринар.
– Я смотрю, – отозвалась Эльга.
Мастер смерти платком стер парню кровь с век. Была в нем, видимо, болезненная страсть к тому, чтобы собственноручно приводить в порядок чужие лица.
– Имя? – спросил он.
Парень попытался плюнуть в него, но смог лишь, напрягшись, изобразить плевок губами. Рот его был сух.
Скаринар рассмеялся.
– Так и не скажешь?
Парень промолчал.
– А ей? – кивнул Скаринар на Эльгу. – Она, знаешь, выступает сейчас виновницей твоей близкой смерти. Ей, наверное, можно сказать?
Парень посмотрел на девушку. В светлых глазах его была одна усталость. Яблоня, южная акация, тис.
– Вы с ним? – спросил он.
– Я такая же смертница, – сказала Эльга.
– Ну-ну, – с усмешкой приобнял ее Скаринар, – твоя смерть пока отложена. Сама знаешь, в этом случае я не тороплюсь.
– Я – Густар Малесс, из Дьоварда, – сказал парень. – Запомните меня.
– Я запомню, – сказала Эльга.