не мог, лежал плашмя на камне, поддерживая другой рукой кулак с капающей на камень маяка кровью. Рядом лежал старый Петер, ему было всё равно. Минна и Ульрих стояли спиной к спине над двумя телами и экономно отмахивались когтями от наседавших со всех сторон монстров. Именно со всех сторон — по воздуху рвались летучими мышами, на камень лезли, цепляясь когтями, серебристый и безобидный с виду пушистый туман накатывался вкрадчивыми волнами на незримую черту, прорисованную кровью и замкнутую на крест из куска гроба Господня. Круг сдерживал их атаки, но они всё равно тупо лезли, невзирая на дымящуюся шкуру, упорно, настырно. Неразумно. Просто дикие голодные звери, и, как зверей, их даже ненавидеть не получалось. Бертольд понимал, что уже совсем скоро умрёт, истечёт кровью, но на душе было удивительно спокойно и светло. Никогда так не было, даже когда молился. Он сделал всё, что мог, спасая эти две души. Их ещё можно спасти, они ещё чисты, он уверен! А теперь тела их сожжёт рассвет. Но это быстро, хоть и больно. Зато души их останутся чисты и войдут в царствие небесное. Мальчик искренне раскаялся в том, что совершило его тело. Они оба исповедались ему ещё в дороге, и он отпустил им их смешные, совсем детские грехи. Он имел на это право, сана его никто не лишал. Вот ему грехи отпустить оказалось некому, и отходную над ними над всеми никто не прочитает. Но господь всеведущ и всемилостив, он поймёт и примет их, даже без молитвы. Берт-то умрёт первым, немного уж осталось. И это хорошо, тварям из-за черты уж точно его крови не достанется. Да, просчитался он. Надо было сообразить про постоялый двор раньше, тогда все остались бы живы. Но… пусть так. Так тоже неплохо. И он молча, про себя, чтобы не повредить телам детей своих, начал проговаривать в уме отходную, «Domine Jesu, dimitte nobis debita nostra salva…». И тут сверкнуло вокруг голубое сияние, ударило по глазам, уже привыкшим к темноте.

— Ёп-пера Столичная! Это что за нафиг? — раздался над ним такой знакомый голос.

— Это… дети мои… наши… — последним усилием вспыхнувшей надежды приподнялся Святой отец Бертольд. И упал, потеряв сознание, на мёрзлый окровавленный камень самой высокой вершины Гарца.

Дон с изумлением осмотрелся. Круг на камне, очерченный кровью. Внутри двое свирепо ощерившихся детей… (детей?!!) в жёсткой полутрансформации яростно защищают истекающего кровью райна Берта и ещё какого-то человека от стаи в хлам обезумевших ординаров. Бред! Дэрри сориентировался быстрее. Подхватил людей, втащил в дежурку — затопчут ведь!

— Эй, наши! Давайте сюда! — окликнул Дон детей. — Быстро сюда, закрываю! — и вдруг дошло: они его не понимают! Нет на них амулетов-переводчиков, как на Берте. Хоть изорись — он для них только ещё одна тварь, подлежащая уничтожению, да ещё и подкравшаяся со спины, поэтому самая коварная и опасная. Но — маленькие они ещё, с Донни драться. Увернулся от когтей, цапнул, за что попало, дёрнул на себя, и мимо, и за себя, Дэрри, прими, и рычаг резко вниз, руки дракой заняты — коленом достал! Стабилизатор сдох — пофиг, Лиса ещё сделает, а вот трёх тварей, влетевших таки в портал, прихлопнуть немедленно. Трое на них с Дэрри — это грустно, скорость у них на уровне, могут и поцарапать. Ладно бы их с Дэрри, но тут ещё двое людей в отключке, охота-то на них. Где Рука шляется? Дэрри же вызывал! Ага, вот они. Теперь только выйти отсюда, пока свои с чужими не перепутали! Да не рыпайся ты, вот ведь вёрткая какая! Свои это, свои, понимаешь? Всё уже, всё! Всё кончилось. Так, цыц! Дэрри, этих в Госпиталь, обоих, быстро. Рука Короны, дело Жнеца! Благословенная, здесь обморожение, а здесь и обморожение, и потеря крови, и переохлаждение у обоих, сразу в ящик! По моей страховке, вот карта. Что стоим? Это Поиск, благословенная, там на десяток таких хватит. Да шевелитесь же! А то, обойди Жнец, их ещё и обращать придётся, и кажется мне, что никто меня за это не поблагодарит!

Так, этих пришибли? Не, ребята, не расслабляйтесь, там ещё много! Ща музычку врублю, веселей будет. Готовы? Открываю. Мочи их, ребята, тут наших нет! Уан, ту! Уан, ту, фри, фо!

Вот он и опять тут. Правильно, наверно, говорят: от судьбы не уйдёшь. Очнулся он, конечно, в неприятном месте, что уж тут скажешь! Какой-то гроб с киселём. Но освещённый: вездесущий светляк эльфийский изнутри на крышке прилеплен. Ну, и сел сразу, а как же! Ага. Чуть опять не отключился, искры из глаз, как лбом треснулся! Из-под киселя-то не видно, крышка там, или что. Свет — и свет, на свет и потянулся… Хорошо, райн Донни предупредил местных, что пациент неопытный, вот и дежурили рядом с ним. Как он… постучался, так и открыли.

Только в коридор вышел — Минна на шее с визгом повисла. А рядом Ульрих стоит, улыбается клыкасто. Сказали им, когда примерно он в себя придёт, сидели, ждали. Как же хорошо! Дети мои, как я счастлив! Вы уже посмотрели этот Мир? Ну, и как вам? Я был прав? А-а, то-то же! Хохочут! Всё бы вам смеяться, нежить вы этакая! Ну-ка, ведите меня обедать. Я вас кормил, теперь вы меня покормите!

Райн Донни, как я рад! Нет, правда, рад! Удивительно, но я скучал по вашему сумасшедшему миру. И только сейчас это понял. И о вас, представьте себе! Всегда приятно пообщаться со столь образованным, э-э-э… райном. Вы написали что-нибудь новое? Почитаете? Куда приглашение? Во Дворец? Вы ничего не путаете? Награждение? Мне? За что? За спасение? Но… я просто сделал так, как посчитал правильным… Это же дети, разве можно иначе? Ну-у, не совсем живые, да, но Господь простит, он всемилостив, я же вам говорил. Но-о… мне не в чем пойти… да? Но мне неудобно. Я ведь не смогу отдать… смогу? Премия? Тогда да, тогда с удовольствием! Нет, на Базаре я не был, нет, ни разу. А… простите, а Петер? Неужели выжил? Надо же, а я боялся… Но я рад за Ульриха, я очень боялся, что… Знаете, мальчик же неопытный, мог что-нибудь не так сделать, а начинать новую жизнь с убийства, пусть и нечаянного — как-то нехорошо. Там такой холод. Знаете, райнэ, это у вас немного недодумано. Самим-то вам холод не страшен, но ничего не запасти, а в результате там совершенно нечего есть. Может, кто