раз готовая поделиться чем-нибудь «интересненьким». Соседу на двери машины нацарапали матерное слово; от школьной учительницы ушел очередной мужчина; жильцы из квартиры за стенкой полночи воевали с сыном-наркоманом — все это не оставалось без внимания приятельниц, в мельчайших подробностях и с самым живым интересом обсуждавших и перетиравших каждое событие.

Общение с соседкой, носившее очень насыщенный характер, доставляло Вике массу впечатлений, и она никогда не упускала случая вдоволь поболтать с ней; однако, увидев ее сейчас, вдруг прониклась странным ощущением, похожим одновременно на стыд и вместе с тем какую-то даже опасливость. Соседка, с которой у нее было столько общего, с которой так удивительно совпадали ее взгляды и суждения, вдруг стала мучительно-тягостна, даже противна ей. Всей душой Вике хотелось избежать разговора, но уйти было нельзя, и она остановилась в ожидании спешившей к ней приятельницы.

— Привет! Я из магазина тебе махала-махала! — еще с расстояния на бегу заговорила подруга. Округлое, плотное, пышущее здоровьем и жизненной силой лицо ее, как всегда, расплылось улыбкой в готовности к самому прямому и непринужденному общению. — Ты не заметила меня?

— Нет, — ответила Вика, отступив на полшага от как-то уж совсем близко, почти вплотную подскочившей к ней приятельницы.

— Прогуляться вышла?

— Да.

— И стоит. Стоит. Погода замечательная! — живо подхватила женщина, еле заметно наклоняясь головой вперед к собеседнице и как бы сосредотачиваясь на чем-то своем, на какой-то своей мысли, а скорее даже каком-то своем ощущении. — Как дома дела? — механически спросила она и, все так же вытянув голову, замерла, будто пытаясь что-то уловить с ответом приятельницы.

— Нормально, — потупившись, обронила Вика.

— Это хорошо, — сказала женщина, широко и как-то подмигивающе улыбнувшись, словно слова ее относились не к ответу подруги, а к чему-то другому, никак не связанному с беседой. Удовлетворенно отпрянув назад, она тут же, как бы опомнившись, снова легко и жизнерадостно воскликнула. — А я вот обновку себе приобрела! — расставив в стороны руки, оглядела она свой полушубок. — Как тебе?

— А что такую короткую купила? — с заметным раздражением спросила Вика.

— Так ты знаешь, за сколько я ее взяла?! За двадцать восемь тысяч всего! Это новый фасон. Знакомая из Турции привезла. Она их по шестьдесят продает!

— Здорово, — невольно нахмурившись, обронила Вика.

— В понедельник снова школа начинается, — продолжила соседка. — Каникулы пролетают — просто не замечаешь. Твой-то еще у свекрови?

— Да, — кивнула Вика и замолчала.

В этот момент соседка тоже вдруг притихла и, не переставая улыбаться, внимательно глянула на подругу, будто что-то подметив про себя.

Несколько секунд стояли молча, и Вика уже хотела было сказать, что не может сейчас общаться, потому что спешит домой; но только она попыталась открыть рот, как женщина, словно почувствовав ее желание прекратить беседу, вновь обратилась к ней.

— А я как раз хотела тебе позвонить, спросить, что на понедельник задали. Мой балбес, как всегда, ничего не записал, — улыбнувшись еще шире, затараторила она, приводя в движение каждую складочку своего лоснящегося, лучившегося экспрессией лица. — Ты не помнишь, что задавали?

— Нет, не помню.

— Ты домой сейчас?

— Да.

— Может, к тебе поднимемся?

— Нет… Лучше созвонимся позже.

— У меня позже не получится. Давай сейчас.

— Мне сейчас некогда. Если не сегодня, тогда завтра, — ответила Вика, намереваясь немедленно распрощаться с соседкой, но та вновь опередила ее.

— Как у Рината дела? — хитро улыбнувшись уголками век, спросила она.

— Хорошо, — совершенно изменившимся, тихим, грудным, каким-то не своим голосом проговорила Вика и тут же смутилась, поняв, что с головой выдала себя.

— Давненько мы уже не собирались, — задорно блеснув глазами, будто обрадовавшись какому-то интересному открытию, продолжила соседка. — Приходите сегодня в гости.

— Хорошо… Созвонимся… — сбивчиво проговорила Вика и, не медля более ни секунды, поспешила домой.

∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙

«Она поняла! — поднимаясь по лестнице, досадовала на себя Вика. — Как глупо я осеклась, когда она спросила про Рината! И она, конечно же, все поняла. Прям просияла от злорадства. Сволочь какая! — скривилась в отвращении Вика, вспоминая лицо приятельницы, ее голос, хитрую улыбку. Гадкое чувство, что ей залезли в душу, вместе с мучительным ощущением собственной уязвимости, беззащитности скрутили ей нутро; и сразу же в ответ им желчная ненависть к соседке поднялась в ней. — Ведь специально же спросила. Заметила, что я сама не своя, и начала раскапывать. Да еще с каким наслаждением! Тварь конченая!.. Поняла, что я курила, и сразу же рыло свое свинячье вытянула — запах ловила. И вся осветилась в удовольствии! Вот же ж паскуда! Сволота!!!» — распалялась она злобой, стоя уже возле двери в квартиру.

Вставив ключ в замок, Вика попыталась открыть его, но не смогла: ключ уперся, не желая делать и половины оборота. Она взялась за ручку, надавила на дверь плечом и тут вдруг поняла, что та не заперта. «Наверное, забыла закрыть», — решила про себя Вика в попытке развеять нахлынувшие на нее тревожные ощущения, но успокоиться не получилось — в глубине души она как будто помнила, что, уходя, запирала квартиру.

Отворив дверь, Вика осторожно зашла внутрь и сразу напряглась еще сильнее, услышав доносившийся из зала звук льющейся из крана воды.

— Даша? — снимая шубу, громко произнесла она.

В ответ из гостиной послышался какой-то шум, а через секунду раздался хлопок дверцы шкафа.

Разувшись, Вика прошла в зал: дочка сидела на прежнем своем месте, прячась за подлокотником дивана, почти вплотную прижавшись к стене и уже вовсе не смотря на нее.

— Даша, это ты воду включила? — обратилась она к дочери.

— Нет, — глухо проговорила девочка, а как только мать отошла к кухонному гарнитуру, подскочила и выбежала из комнаты.

Когда Вика приблизилась к раковине, бродившие в ее душе тревожные ощущения проявились с новой силой. Она не видела и не осознавала, что вода, вопреки обыкновению, била из крана во весь напор, что дверца шкафа под раковиной была чуть приоткрыта, а столовые ножницы, которыми она разделывала цыпленка, лежали совсем не в том месте, где она оставила их; все эти изменения Вика не замечала, но подсознание ее, фиксируя каждое из них, сформировало в ней одно общее чувство сильнейшего беспокойства, полностью захватившее все ее существо.

Закрыв кран, Вика замерла на месте и, вслушиваясь в тишину комнаты, стала медленно оглядываться по сторонам. Вдруг внимание ее привлекло что-то ярко-голубое на полу возле шкафов. Присмотревшись, она увидела несколько лежавших там перышек и в этот момент уловила неразборчивый шорох. Шорох был совсем тихий, и Вика даже не сразу сообразила, что исходил он из-под раковины; открыв же дверцу шкафа, заметила движение в помойном ведре, а заглянув внутрь, нашла среди мусора